Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии - [61]

Главным препятствием для осуществления этих планов было могущество Спарты; поэтому Ясон уже несколько лет назад вступил в союз с Фивами. Последние нашли в лице Ясона гораздо более надежную опору, чем та, какую до сих пор представлял для них союз с Афинами; именно опираясь на него, Эпаминонд мог безбоязненно отвергнуть требова­ния Спарты. А Спарта считала себя достаточно сильною для того, чтобы принудить Фивы к принятию мира; поэтому ца­рю Клеомброту тотчас дано было приказание вести свое войско из Фокиды в Беотию. Царь очень искусно справился со своей задачей. В то время как фиванцы ожидали непри­ятельского нападения на большой военной дороге, ведущей через долину Кефиса к Копаидскому озеру, Клеомброт по крутым горным тропинкам перешел Геликон и через Фисбу достиг Кревсиса у Коринфского залива; он приступом взял крепость и при этом захватил в плен эскадру из 12 триер, стоявшую здесь в гавани. Обеспечив себе, таким образом, сообщение с Пелопоннесом, спартанское войско двинулось к северу, на Фивы, и беспрепятственно достигло Левктр, на­ходившихся в 11 километрах от неприятельской столицы. Здесь оно наконец встретило беотийцев, которые со своими 6 тыс. солдат были, правда, гораздо слабее 10-тысячной пе­лопоннесской армии; но у них не было другого выхода, как решиться на сражение, потому что отступление к Фивам по­влекло бы за собою отпадение мелких городов и вместе с тем потерю всего того, что было приобретено ценою столь продолжительной борьбы.

К счастью для Фив, на этот раз во главе войска стоял именно такой человек, какой был теперь нужен. В числе беотархов, командовавших армией, находился Эпаминонд, сын Полимния, тот самый, который в качестве депутата от Фив участвовал в Спартанском конгрессе. Семья, из которой он происходил, была небогата, но вела свой род от тех воинов, которые, по преданию, некогда выросли из драконовых зу­бов, посеянных Кадмом на фиванском поле. Он долго дер­жался в стороне от политики и посвящал свое время пре­имущественно изучению философии, которую преподавал ему пифагореец Лисис из Тарента. К демократии он не чув­ствовал особенного расположения; он спокойно жил в Фивах при олигархическом строе и не принимал никакого участия в заговоре, который привел к свержению олигархии; поэтому радикальным демагогам он всегда казался подозрительным. Но когда наступил критический момент, он, не теряя ни ми­нуты, встал в ряды защитников родного города. При штурме Кадмеи он был одним из первых; а война со Спартой дала ему возможность вполне проявить свой военный гений. Та­ким образом, он, уже сорока лет от роду, достиг, наконец, высшей должности в государстве, которую и занимал как раз теперь, в решительную минуту фиванской истории.

Клеомброт, конечно, с радостью принял сражение, предложенное ему врагом. Но Эпаминонд уравновесил чис­ленное превосходство неприятеля тем, что главные свои си­лы сосредоточил на левом крыле, напротив спартанцев, а правое крыло поставил против пелопоннесских союзников. Построенные колонной в 50 щитов глубиною, фиванские гоплиты ринулись на врага, и против натиска этой могучей массы не устояло даже ядро спартанских войск. Все их му­жество оказалось бессильным; пали Сфодрий, совершивший когда-то роковую экспедицию в Пирей, его сын Клеоним, полемарх Дейнон, наконец, сам царь и вместе с ним 400 из семисот полноправных спартанцев, участвовавших в битве, а в общем не менее тысячи человек из 4-тысячного отряда, выставленного Лаконией. Оставшиеся в живых медленно вернулись в свой лагерь, сопровождаемые своими союзни­ками, которым почти не пришлось принять участие в сраже­нии. Напасть на лагерь победители не решились; но и спар­танцы, ввиду своих значительных потерь и недовольства союзных войск, также не могли думать о возобновлении сражения. Им не оставалось ничего другого, как просить не­приятеля о выдаче мертвых и этим признать свое поражение; это был первый случай, когда спартанское ополчение при­знавало себя побежденным в большой битве (5 гекатомбеона, в июле 371 г.).

В Спарте теперь призвали к оружию всех граждан мо­ложе шестидесяти лет, и это войско, подкрепленное союз­ными отрядами, послано было к Истму; так как царь Агеси­лай все еще был болен, то начальство было поручено его сы­ну Архидаму. Фиванцы между тем обратились за помощью в Афины и к Ясону из Фер. Однако афиняне очень холодно приняли известие о победе; им достаточно надоела война, и они слишком хорошо понимали, что с победой при Левктрах начнутся в Элладе новые бесконечные междоусобия. Напро­тив, Ясон тотчас двинулся в Беотию с пятьюстами всадников и тысячью пятьюстами пехотинцев и спустя несколько дней прибыл на поле битвы. Но и он был далек от мысли оказать помощь фиванцам для уничтожения противника; напротив, благодаря его посредничеству заключен был договор, в силу которого пелопоннесцам предоставлено было свободное от­ступление из Беотии. Архидам дошел уже до Эгосфен у юж­ной подошвы Киферона; теперь он повел разбитую при Лев­ктрах армию и собственное войско обратно в Коринф и там распустил союзные отряды по домам.