Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии - [33]

В Македонии в 413 г. умер царь ПердиккаП, оставив несовершеннолетнего сына; опекуном последнего сделался его старший сводный брат Архелай, сын Пердикки от неза­конной связи. Законный наследник престола вскоре затем умер, — говорили, что его устранил с пути Архелай, — а последний сам в качестве царя вступил на македонский трон. Брат Пердикки Алкет и его сын Александр, которых узурпатор мог опасаться как претендентов, также были уби­ты; отложившаяся Пидна, важнейший портовый город госу­дарства, была покорена с помощью афинян (410 г.). Архелай и позднее поддерживал дружественные отношения с Афи­нами, не принимая, однако, никакого участия в войне с пелопоннесцами. Архелай обратил свою деятельность главным образом на развитие внутренних сил своего государства; в этом отношении он, по мнению Фукидида, сделал больше, чем все его предшественники вместе взятые. Он построил шоссейные дороги, основал целый ряд крепостей, преобра­зовал армию, создав регулярную тяжеловооруженную пехо­ту. Духовные интересы также составляли предмет его усерд­ных забот. Уже Пердикка привлекал к своему двору поэтов и ученых, как, например, знаменитого сочинителя дифирамбов Меланиппида и великого врача Гиппократа Косского. Архе­лай пошел дальше по этому пути; в его царствование Маке­дония сделалась одним из центров умственной жизни нации. В священной области Диона в Пиерии, у подошвы Олимпа, в любимом местопребывании муз и месте погребения Орфея, были организованы гимнастические в музыкальные состяза­ния по образцу великих эллинских национальных празд­неств. Реформатор музыки, Тимофей Милетский, эпический поэт Херил Самосский, трагик Агафон Афинский согласи­лись переселиться в Пеллу на продолжительный срок. Даже престарелый царь поэтов Еврипид провел последние годы своей жизни при дворе Архелая; здесь он в честь своего цар­ственного хозяина написал „Архелая"; „Вакханки" также написаны для театра Пеллы или Диона. Точно так же поощ­рялись и образовательные искусства; фрески, которыми Зевксис украсил царский дворец, составляли одну из наиболее прославленных достопримечательностей македонской сто­лицы.

Так Македония начала вступать в круг греческих куль­турных государств; этого было достаточно, чтобы и в поли­тическом отношении страна могла занять то положение, на которое она имела право ввиду своей обширности, своего сильного и воинственного народонаселения, своих громад­ных естественных богатств. Если царь Пердикка направлял еще все свои усилия на то, чтоб сохранить своему государ­ству независимость и освободиться от гнета Афинской дер­жавы, сжимавшей его, как тисками, со стороны моря, то Ар­хелай под конец своего царствования мог уже думать о про­явлении своего влияния вовне. Поводом к этому послужила смута в Фессалии; македонское войско двинулось в Фесса­лию, завладело некоторыми укрепленными пунктами стра­ны, и даже Лариса должна была признать верховную власть царя. Этим македонской политике указан был путь, который спустя полвека должен был привести Македонию к главен­ству над Элладой.

Пока, конечно, время еще не назрело для этого. Против­ники Медия обратились за помощью к Спарте, и она не за­медлила вмешаться в фессалийские дела, тем более что ей надо было расплатиться с Архелаем еще за его двусмыслен­ное поведение во время Декелейской войны. Ликофрон из Фер тотчас примкнул к Спарте, точно так же и важный город Фарсал; в Гераклее у Фермопил, где вспыхнул мятеж, поря­док был восстановлен, и большая часть разбойничьего насе­ления Эты, грабившего территорию колонии, изгнана из страны (399 г.). Однако до войны с Македонией дело не дошло, потому что Архелай как раз в это время погиб на охоте: говорили, что он пал от руки своего любимца Кратэва, которому он отказал в руке своей дочери. На македон­ский трон вступил теперь молодой сын Архелая, Орест, под регентством Аэропа. Новый регент имел достаточно хлопот с упрочением собственного положения и потому отозвал свои войска из Фессалии. Спартанцы, со своей стороны, удо­вольствовались занятием Фарсала и не делали серьезной по­пытки отнять у Медия господство над Ларисой; внимание Спарты в ближайшие годы было поглощено более настоя­тельными заботами.

Царь Агис II умер, достигнув глубокой старости, вскоре по окончании Элейской войны (399 г.), после его смерти воз­ник спор о престолонаследии, потому что единственного сына Агиса, Леотихида, общественное мнение считало неза­коннорожденным, хотя царь перед смертью прямо признал его своим наследником. Претендентом на престол выступил сводный брат Агиса, Агесилай; вернувшийся в это время из Ливии Лисандр принял его сторону, и благодаря этой под­держке Агесилай был провозглашен царем.

Этим Лисандр отчасти вернул себе свое утраченное по­ложение в государстве. По преданию, он замышлял корен­ное преобразование государственного строя; и в самом деле, для государственного деятеля столь проницательного, как Лисандр, не могло подлежать сомнению, что политическое устройство Спарты настойчиво нуждается в реформе. Дело в том, что гражданское население Спарты само по себе со­ставляло лишь ничтожное меньшинство среди общего насе­ления Лаконии; кроме того, из самих граждан приблизи­тельно половина настолько обеднела, что не была в состоя­нии вносить свою долю на общественные обеды и поэтому была исключена из числа полноправных граждан. Это уни­жение было тем обиднее, что именно непривилегированным сословиям государство было обязано своим настоящим мо­гуществом, потому что, с тех пор как Спарта сделалась мор­скою державою и приобрела заморские колонии, она прину­ждена была привлекать на военную службу все больше и больше илотов. Иностранные гарнизоны и экипажи флота состояли большею частью из таких вольноотпущенных кре­постных, „неодамодов", как их называли; полноправных граждан едва хватало на пополнение корпуса офицеров. Ка­кою опасностью грозило Спарте такое положение дел, в этом убедилась вся Эллада после битвы при Левктрах. Кон­ституция также далеко не соответствовала тем требованиям, какие предъявляла к государству его гегемония в Греции. Наследственное, ограниченное эфоратом двоевластие пред­ставляло все невыгоды монархии, не возмещая их единством правления и постоянством политики. Неспособный царь был и в Спарте того времени еще достаточно силен, чтобы не допускать полезных мероприятий или искажать их в приме­нении; а если на трон всходил способный человек, он оказы­вался связанным по рукам и ногам. Великую услугу оказал бы Спарте тот, кто изменил бы эти условия и уничтожил бы отжившие порядки. Но эта задача была не по силам даже такому человеку, как Лисандр; и если он действительно но­сился с такими планами, то он не сделал ни одного шага для их осуществления. Должно было пройти еще почти два века, неурядица должна была сделаться невыносимою, прежде чем удалось преобразовать спартанскую конституцию. Но тогда реформа не спасла уже ни Спарты, ни Эллады.