Греческая история, том 2. Кончая Аристотелем и завоеванием Азии - [159]

Эта победа положила конец войне. Спартанцы запроси­ли мира, и Антипатр избавил их от унижения увидеть свой город занятым македонскими войсками; 50 заложников должны были служить порукою за мирное поведение Спар­ты. В общем же решение участи побежденных было предос­тавлено Эллинскому союзному собранию, которое постано­вило передать все дело на усмотрение Александра. Царь явил милосердие; все были прощены, только элейцы и ахей­цы должны были уплатить Мегалополю 120 талантов за во­енные издержки. Греция была теперь вполне покорена, и до смерти Александра более никто не решился там поднять знамя мятежа против македонского владычества.

Между тем Александр безостановочно шел вперед. Ему предстояло теперь завоевать ядро монархии — область Пер­ейду. Путь туда вел через страну диких уксиев, которые сре­ди своих гор никогда не признавали персидского верховен­ства и привыкли взимать с царя дань, когда он проезжал из Сузы в Персеполь. Александр в быстрой атаке разбил их и принудил к покорности и уплате дани. Проходы, ведущие через горную цепь в Перейду, были преграждены окопами и заняты сильным персидским войском; но Александру уда­лось по непроходимым горным тропинкам зайти в тыл врагу и таким образом открыть себе путь к столице Персеполю, которая и была взята без дальнейшего сопротивления. Не­сметные сокровища, накопленные здесь в течение веков, — по преданию, 120 ООО талантов — сделались добычей побе­дителя.

До сих пор Александр проходил по Азии, как по друже­ственной стране. Население почти всюду приветствовало его как своего освободителя от невыносимого рабства, и лишь в очень редких случаях оказывало ему сопротивление. Вслед­ствие этого македонское войско соблюдало полную дисцип­лину и щадило жизнь и собственность туземцев. Но Персида была неприятельской страной, и надо было дать почувство­вать ей всю серьезность настоящей войны. Поэтому Алек­сандр отдал богатый Персеполь на разграбление своему вой­ску и велел сжечь дворец Ахеменидов, чтобы наглядно пока­зать всем, что владычество персов кончилось. Пусть это был варварский поступок, каким называли его уже современни­ки, — но Александр и воевал с варварами, и должен был го­ворить с ними на понятном для них языке.

Между тем наступила поздняя осень. Войско, которому после страшных трудностей похода необходимо нужен был отдых, осталось на зиму в Персиде, что было крайне важно и с военной точки зрения — в видах полного умиротворения страны. Спустя четыре месяца, с наступлением весны, армия двинулась далее, в Мидию. Там Дарий силился между тем организовать новое войско, но успел собрать лишь 3000 всадников и 6000 пехотинцев, включая и тех 1500 на­емников, которые последовали за ним после битвы при Арбеле. Располагая такими незначительными силами, он, разу­меется, не мог думать о войне против Александра; поэтому при приближении врага он удалился на восток, чтобы искать последнего убежища в далекой Бактрии, на самой отдален­ной границе своего государства. Александр без боя занял Экбатану.

Таким образом и последний из главных городов Азии перешел в руки победителя. Война была окончена, Персии как державы более не существовало. Оставалось еще только овладеть бежавшим царем и принудить восточные сатрапии к признанию нового порядка. Ввиду огромного протяжения этих стран и воинственности их населения это предприятие должно было отнять много времени, но в военном отноше­нии оно не представляло серьезных трудностей. Поэтому Александр отослал теперь фессалийцев и остальных грече­ских союзников на родину, исключая тех, кто добровольно пожелал продолжать службу под его знаменами; при этом он раздал 2000 талантов храбрецам, которые так много содей­ствовали победе при Иссе и Арбеле. В Экбатане остался Парменион с частью войска, тогда как сам Александр во главе своих лучших полков двинулся в погоню за персид­ским царем.

Таким образом в течение немногих лет совершился ве­личайший переворот, какой до тех пор был отмечен истори­ей. Блистательно осуществилось все то, о чем так долго меч­тали эллинские патриоты: Персия была сокрушена, варвары Азии порабощены эллинами. Но вместе с тем была кончена и роль тех греческих держав, которые до сих пор господ­ствовали над Элладой, и на развалинах старой политической системы возникло всемирное владычество объединенной под македонским верховенством Эллады.

Современники вполне сознали величие этой минуты. „Мы прожили не обычную человеческую жизнь; история наших дней покажется сказкою грядущим поколениям. Пер­сидский царь, который прорыл Афон и проложил мост через Геллеспонт, который требовал от эллинов земли и воды и осмеливался называть себя в своих письмах владыкою всех людей от восхода до заката, — он борется теперь уже не за владычество над другими, а за собственную жизнь. Фивы, соседние нам Фивы, в один день были исторгнуты из сере­дины Эллады; пусть они заслужили эту кару своей неразум­ной политикой, но ведь слепыми и безумными они стали не по собственной вине, а по воле богов. Несчастные лакедемо­няне, которые некогда заявляли притязание на верховенство над эллинами, теперь, в знак своего поражения, будут по­сланы к Александру как заложники, на полную волю побе­дителя, перед которым они так тяжко провинились, — и их участь будет зависеть от его милосердия. А наш город, убе­жище всех эллинов, куда прежде стекались посольства со всей Эллады, чтобы просить у нас помощи каждое для сво­его города, — он борется теперь уже не за гегемонию над Элладой, а за собственный клочок земли". Так говорил афинский оратор Эсхин летом 330 г., когда в Афины только что прибыло известие о взятии Экбатаны и бегстве Дария. А немного позднее другой афинянин, философ Деметрий из Фалер, писал следующее: „Если бы пятьдесят лет назад ка­кой-нибудь бог предсказал будущее персам, или персидско­му царю, или македонянам, или царю македонян, — разве они поверили бы, что ныне от персов, которым был подвла­стен почти весь мир, останется едва одно имя, и что македо­няне, которых раньше едва ли кто знал даже имя, будут те­перь владычествовать над миром? Поистине, непостоянна наша судьба; ибо все устрояет она вопреки ожиданию чело­века и являет свое могущество в чудесном. И теперь, как мне кажется, она лишь затем передала македонянам счастие пер­сов, чтобы показать, что и последним она дала все эти блага лишь во временное пользование, пока пожелает распоря­диться ими иначе".