Гражданственность и гражданское общество - [41]

Внутриэлитная дифференциация в СССР базировалась на объеме ответственности и, соответственно, властных полномочий, а не в элитных, массовых слоях — на основе уровня образования и квалификации.

«Широкое применение этого основания, обеспечившее беспрецедентный уровень социальной мобильности советского общества на ранних стадиях его развития, позволило советскому обществу осуществить индустриальную модернизацию в условиях дефицита времени и базовых ресурсов» [55, с. 121]. Впрочем, блестящий анализ становления и сущности советской бюрократии дала О. В. Гаман-Голутвина в работе «Политические элиты России. Вехи исторической эволюции» [55, с. 121].

Но, как и в конце XIX в., усложнение социальной и экономической жизни, с одной стороны, и ослабление ощущения «военного лагеря» у населения страны и самого чиновничества, с другой, привели к необходимости отхода от жестко централизованной системы управления и передачи возможно большей части управленческих функций в руки организованной общественности. Потенции к этому в обществе, как уже было показано ранее, были, но, как и царская бюрократия в свое время, советская номенклатура стала главным противником подобного хода событий. Обсуждаемые реформы отрицались. Эту позицию предельно ясно выразил Н. Подгорный: «На кой черт нам эта реформа? Мы что, плохо развиваемся, что ли?» [16, с. 112].

В то время как неэффективность управления нарастала, кризисные явления в общественной системе стали очевидны, номенклатура продолжала существовать по закону всех элит, а именно рассматривала только те варианты будущего, в которых она сохраняла себя как элита. Кончилось тем, что ни в одном возможном будущем, где существовал бы Советский Союз, не могла существовать номенклатура, и наоборот, сохранить себя как элиту эта социальная группа могла только в условиях разрушения страны. И СССР был уничтожен. Под лозунги ликвидации номенклатурных привилегий и борьбы за гражданское общество был упущен уникальный исторический шанс.

В советскую эпоху интересным и крайне важным феноменом политической и общественной жизни страны были такие органы, как Советы. Как специфическая форма, с одной стороны, самоуправления, а с другой, государственной власти они появились после Февральской революции и впоследствии доказали свою жизнеспособность.

Довольно долго с момента их зарождения Советы предполагались как орган временный, даже подсобный. Деятели революции, большевики и представители других партий предполагали, что Советы есть не более чем временная форма и существуют до тех пор, пока не будут сформированы парламентские органы. Однако идея Советов оказалась куда сильнее, чем предполагалось в столицах, ибо была результатом общественного, народного творчества, естественно выросла из привычных и традиционных форм народного самоуправления. Т. Шанин резонно пишет, что рабочие в массе своей вряд ли знали о теоретических спорах среди социал-демократов и тем более о перипетиях истории Парижской коммуны в 1871 г. «Но каждый рабочий знал, что есть волостной сход — собрание деревенских представителей исключительно одного класса (государственные чиновники и другие «чужаки» обычно там не присутствовали), где выборные представители сел обсуждают вопросы, представляющие общий интерес. Причина того, почему общегородская организация представителей, избранных рабочими основных предприятий, была учреждена так легко и как бы сама собой, была напрямую связана с формами, уже известными и общепринятыми» [267, с. 272].

В своей организации Советы продолжали традиции народных сходов, несли в себе принципы, вдохновлявшие в давние времена Земские соборы. А. В. Чаянов писал: «Развитие государственных форм идет не логическим, а историческим путем. Наш режим есть режим советский, режим крестьянских советов. В крестьянской среде режим этот в своей основе уже существовал задолго до октября 1917 года в системе управления кооперативными организациями» [264].

Не удивительно, что в стране, в которой на тот момент членов всех партий было около 1,2 % населения, партийнопредставительская демократия не была принята. Для многих политических и общественных деятелей той эпохи это было очевидно. М. В. Родзянко в 1917 г. замечал: «За истекший период революции государственная власть опиралась исключительно на одни только классовые организации.

В этом едва ли не единственная крупная ошибка и слабость правительства и причина всех невзгод, которые постигли нас» [61, с. 186].

В отличие от партийно-представительских форм Советы довольно быстро ушли от партийного представительства и формировались по принципу, который условно можно было бы назвать сословным, где условными сословиями были солдаты, крестьяне и рабочие (Советы солдатских, крестьянских и рабочих депутатов).

II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов утвердил принцип полновластия и единовластия Советов на местах в решении местных дел. Местные Советы создавали свои вооруженные формирования (отряды рабочей милиции), что усиливало их власть. Тут в резкой форме выразилось противоречие принципов, на которых выстраивались Советы, и принципов парламентской демократии. Вся власть Советов означала именно всю власть, без всякого разделения властей, «балансов и противовесов». Каждый местный совет воплощал именно всю власть на своей территории. Доходило до того, что многие Советы не признали Брестский мир и формально оставались в состоянии войны с Германией.