Гражданская война в Испании (1936 – 1939). - [5]

Под нажимом широкомасштабных мыслящих армейских кругов королевство с 60-х годов ХIХ века вело колониальную войну в Марокко. Затяжная Марокканская война поглощала немалое количество средств и длительное время сопровождалась неудачами. Она породила целое поколение «африканистов» – касту вы-сокооплачиваемых и привыкших к кровопролитию фронтовиков. «Африканисты» откровенно презирали всех штатских, гражданскую экономику, партийную политику, парламент и прочие атрибуты гражданского общества.

К 1931 году 120-тысячные испанские вооруженные силы окончательно закостенели в своем положении «государства в государстве». Их оснащение и подготовка оставались на непозволительно низком уровне. Военные обучались по безнадежно устаревшим уставам, в которых не было места инициативе и самостоятельности. Это открылось в 20-х годах во время поражения, понесенного королевством от слабо вооруженных марокканских племен в битве при Аннуале. Из-за некомпетентного вмешательства короля и неповоротливости командования страна потеряла тогда около 30 000 убитыми, ранеными и пленными. После Аннуала Испания видела один выход – просить военной помощи у старой соперницы – Франции. В итоге к 1927 году посредством бомбежек и подкупа племенных вождей удалось «умиротворить» меньшую и беднейшую часть Марокко, прилегающую к Гибралтару. Большая же часть марокканских земель досталась Франции.

Давно превратившиеся в огромную генеральскую и адмиральскую кормушку армия и флот были перегружены командными кадрами. На каждые восемь солдат приходилось по офицеру. Генералов в мирное время насчитывалось свыше 200 человек – больше, чем огромная армия США имела во время войны. Среди испанского высшего командного состава подавляющее большинство составляли отставшие в развитии военного дела старики, так и не извлекшие уроков из разгрома 1898 года и поражений в Марокко.

Давно прошли времена, когда испанские дворяне охотно служили рядовыми и питались за одним столом с офицерами. К ХХ веку офицеров и нижние чины разделяла пропасть. Последние были полностью бесправными и воспитывались в духе слепого повиновения не монарху или стране, а непосредственному начальнику. Свирепая дисциплина и незнакомые новобранцам в их прежней жизни блага – бесплатное трехразовое питание и сон на кроватях – делали испанских солдат послушным орудием кадрового офицерства.

Политическую жизнь королевства характеризовало сильнейшее распыление общественных сил. Внутренние разногласия присутствовали и среди правящих монархистов, и среди полулегальной республиканской оппозиции.

Испанские монархисты давно разделились на легитимистов – приверженцев Альфонса XIII и карлистов, которые поддерживали притязания одного из отпрысков королевской династии – лишенного прав на престол принца Дона Карлоса. Опорой легитимистов была Кастилия, а карлистов – Наварра и Арагон. Легитимисты стояли у руля власти, недовольные карлисты – в оппозиции.

Общей чертой всех испанских монархистов было ревностное отстаивание прав католической церкви.

Республиканская же оппозиция включала несколько «чистых» республиканских партий, опиравшихся на Валенсию и Галисию, и социалистов, центрами которых были Мадрид и Астурия. Республиканцы ратовали за умеренные политико-правовые преобразования (расширение избирательного права, смягчение уголовного кодекса), тогда как социалисты требовали еще и социальных реформ. Левые социалисты настаивали на социалистической революции. У республиканских сил общим было, напротив, полное отрицание религии и церкви.

Ущемленные в языково-культурных правах Бискайя и Каталония считались вотчиной местных националистов. Причем баскские националисты – ревностные католики держались особняком по отношению к остальным политическим силам. Басков не устраивали ни централизаторы-монархисты, ни безбожники-республиканцы. Каталонские же националисты, равнодушные к религии, иногда союзничали с республиканскими партиями.

В довершение всего немалую часть испанского общества увлекли идеи анархизма, занесенные в страну в ХIХ веке эмиссарами нашего соотечественника – Михаила Бакунина (испанцы называли его Мигелем). Затем появились последователи еще одного русского теоретика анархизма – князя Петра Кропоткина. Главными центрами испанского анархизма стали Барселона, Са-рагосса и Севилья. Если республиканцы опирались на интеллигенцию и часть буржуазии, а социалисты – на квалифицированных рабочих, то анархисты увлекли за собой самую низкооплачиваемую часть городских трудящихся.

Анархисты не считали себя политической партией. Их руководящее ядро – подпольная Федерация анархистов Иберии туманно именовалась «специфической организацией». Полулегальный анархистский профцентр – Национальная конфедерация труда, соперничавший с социалистическим Всеобщим союзом трудящихся, тоже отрицал участие в политике. Главной установкой ФАИ – НКТ была «принципиальная враждебность» к помещичье-буржуазному государству, частной собственности и религии.

С начала XX века, невзирая на постоянные полицейские репрессии, испанский анархизм был на подъеме. Трудящимся нравилась физическая смелость боевиков ФАИ и их готовность к вооруженному насилию. Рабочие-анархисты на последние гроши покупали старые револьверы и без колебаний пускали их в ход. Активистов ФАИ недаром прозвали «пистолерос» – в отличие от республиканцев и социалистов они были способны на самопожертвование. Громкие деяния создавали им ореол смельчаков и борцов за правое дело.