Гражданская война на сѣверо-западѣ Россіи - [30]

жизни, Совѣтъ предписывалъ по всѣмъ вопросамъ «какъ въ городѣ, такъ и въ деревняхъ» обращаться исключительно къ нему (п. 1). Взамѣнъ сего гражданамъ милостиво разрѣшалось входить въ Совѣтъ «съ полезными для того или другого общественнаго дѣла краткими письменными указаніями» (п. 9). «Первымъ долгомъ» деревенскихъ старостъ было «арестовать всѣхъ. коммунистовъ и доставить военной власти» (п. 15). Авторы постановленія, видимо, не дали себѣ труда подумать, къ чему могла привести и привела на дѣлѣ эта послѣдняя «обязанность», вылившаяся въ повальное сведеніе мелкихъ затянувшихся за революцію счетовъ и наполнившая потомъ невинными жертвами всѣ тюрьмы и участки края. Но среди этихъ вольныхъ и невольныхъ ляпсусовъ и ошибокъ въ постановленіи Совѣта одно несомнѣнно было дѣльное и нужное въ обстановкѣ того времени. Совершенно опредѣленно и недвусмысленно Совѣтъ поставилъ непріятную для гг. помѣщиковъ точку надъ «і» въ аграрномъ вопросѣ: «воспрещается отбирать у крестьянъ занимаемыя ими помѣщичьи земли, инвентарь и скотъ» (п. 6). Не предрѣшая какого-нибудь окончательнаго разрѣшенія земельнаго вопроса, этотъ параграфъ вносилъ успокоеніе въ крестьянскую среду, утишалъ ея затаенные за земельные захваты страхи передъ пришедшими вновь «господами» и обѣщалъ въ будущемъ придать устойчивость всей бѣлой борьбѣ.

Ивановъ недолго былъ въ Гдовѣ. Во время пріѣздовъ туда Родзянко онъ прятался, а когда Родзянко не было въ Гдовѣ, вперемежку съ административной дѣятельностью… торговалъ, по словамъ Родзянко, какой-то колбасой по высокой цѣнѣ. Коммерческій геній всюду неизмѣнно преслѣдовалъ этого «общественнаго» работника и, начиная обычно за здравіе «новой гражданской жизни», онъ неукоснительно кончалъ за упокой ея. Послѣ его исчезновенія изъ Гдова всѣ «общественныя управленія» въ гдовскомъ уѣздѣ сдуло, какъ вѣтромъ. Псевдо-либерально-садистская балаховщина быстро смѣнилась бѣлокрестной хомутовщиной.

То, что творилъ въ Псковской губ. въ этотъ періодъ атаманъ Балаховичъ со своей сворой — описано во второй главѣ этой книги, но было бы несправедливымъ сказать, что всѣ безобразія балаховцевъ кончались за предѣлами ихъ несчастной сатрапіи. Правда, такихъ грабежей и вымогательствъ, какъ это имѣло мѣсто въ Псковской губ., въ Хомутовскомъ воеводствѣ почти не наблюдалось, но пороть и нещадно разстрѣливать Хомутовъ и его сподвижникъ Бибиковъ начали съ первыхъ же дней по своемъ обоснованіи въ Ямбургѣ. Однако, казни совершались здѣсь не такъ явно и откровенно, какъ у Балаховича; излишней афишировки Хомутовъ все-таки избѣгалъ, а совершенныя убійства прикрывалъ фиговымъ листкомъ военно-полевой юстиціи, превращенной у него въ единственные и постоянные суды. Все управленіе краемъ Хомутовъ сосредоточилъ въ рукахъ многочисленныхъ невѣжественныхъ и алчныхъ комендантовъ, руководствовавшихся больше своимъ собственнымъ усмотрѣніемъ, чѣмъ какими либо законами, къ которымъ эти господа чувствовали непреодолимое отвращеніе.

Не въ лучшемъ положеніи оказалось экономическое состояніе занятой полосы. Большевики были прогнаны, въ весеннее время, когда у крестьянъ сѣверныхъ губерній, недотягивавшихъ своимъ хлѣбомъ до урожая даже въ нормальное время, всегда ощущался недостатокъ въ хлѣбѣ; тѣмъ болѣе это чувствовалось послѣ господства большевиковъ, нещадно грабившихъ крестьянъ подъ видомъ «хлѣбной разверстки», «изъятія излишковъ» и проч. А между тѣмъ, кромѣ основного населенія, появилась армія, и продовольственный вопросъ чрезвычайно осложнился. Далѣе, населеніе имѣло на рукахъ керенки и очень мало царскихъ и думскихъ, Эстонія же, имѣвшая свои національная марки, брала еще царскія и думскія, но рѣшительно отказывалась отъ пріема керенокъ.

Вся занятая нами полоса оказалась въ новомъ финансовомъ и продовольственномъ тупикѣ. Положеніе на мѣстахъ создалось крайне тяжелое и неблагодарное для всякой власти: ограбленные большевиками, лишенные заработковъ горожане и многочисленное чиновничество, обезсиленные съ разбитымъ живымъ и мертвымъ инвентаремъ, но съ горой потерявшихъ цѣну керенокъ, крестьяне — вся эта масса людей жадно ждала отъ бѣлыхъ властей помощи, возлагая на эту власть почти неисполнимыя надежды. И требовалось много энергіи, организаторскихъ талантовъ и просто элементарнаго политическаго такта, чтобы на пепелищѣ, въ обстановкѣ первозданнаго хаоса, доставшагося отъ большевиковъ въ наслѣдство, не только удовлетворить самыя острыя, неотложныя нужды различныхъ слоевъ населенія, но ни минуты не забывать о политической сторонѣ предпринятаго движенія, т. е. о необходимости спаять и вдохновить населеніе на дальнѣйшую борьбу, сдѣлать бѣлое дѣло дѣломъ самого населенія. Ясно, что однѣхъ силъ гг. военныхъ было вовсе недостаточно. Дружная работа съ представителями населенія, съ его общественными дѣятелями всѣхъ калибровъ подсказывалась сама собой, если руководители арміи дѣйствительно думали о строительствѣ здороваго гражданскаго правопорядка въ Россіи, а не о реставраціи.

На первыхъ порахъ, казалось, сама судьба была милостива къ бѣлой власти. На помощь населенію поспѣшила снабжавшая Эстонію хлѣбомъ американская Хуверовская организація и острота продовольственнаго кризиса была нѣсколько смягчена. Утоленіе мукъ голода, несомнѣнно, являлось большимъ козыремъ въ рукахъ командованія въ городахъ, но хлѣбъ вовсе не отпускался деревнѣ и тѣмъ острѣе чувствовалась необходимость компенсировать этотъ пробѣлъ упорядоченіемъ денежнаго обращенія и организаціей товарообмѣна съ сосѣдней Эстоніей, чтобы деревня могла удовлетворить свои элементарныя потребности на деньги.