Гражданская рапсодия. Сломанные души - [28]
— Лара обожала конфеты, особенно «Красный всадник». Однажды она уронила коробку, конфеты рассыпались по полу, я бросился подбирать. Официанты смотрели на меня, как на дурного… — он замолчал, на лице отразилась растерянность. — Сегодня днём встретил на станции Катю. Служит на санитарном поезде операционной сестрой. Доктор Черешков с ней. И Осин теперь тоже. Не хватает только Маши и Липатникова. Если возьмём Ростов… Как ты думаешь, могу я пригласить её в театр?
Парфёнов подул на кипяток, хлебнул. Звук получился громкий, выхолощенный, — но прифронтовой окопчик не гостиная в родительском доме, здесь за неподобающее поведение никто выговаривать не станет. Парфёнов снова хлебнул и сказал утвердительно:
— Можешь. Почему нет? Обязательно пригласи. Сейчас столько театральных знаменитостей понаехало — гостиниц не хватает. На спектаклях аншлаги.
Знаменитостей в Новочеркасске собралось как в Зимнем дворце на Рождественском балу, и знаменитостей не только театральных. Писатели, политики, адвокаты. Они бежали от войны, от новой власти, и громогласно рассчитывали, что к лету следующего года непременно вернутся в свои особняки и квартиры. Но все эти разговоры велись за столиками ресторанов; возле походных кухонь, у костров, где на котёл овсяной каши банка тушёнки считалось роскошью, говорили совсем о другом и совсем другие люди. Здесь не верили в скорую победу, потому что оценивали силы противника не по газетным статьям, припудренных ярким славословием, а по количеству штыков и пулемётов, и по духу идущих в атаку людей. Война ожидалась долгая, кровавая и фанатичная.
Скрипнул снег, на свет костра вышел офицер.
— Владимир Алексеевич? Вот вы где. Я искал вас на станции, но мне сказали, что вы на позициях.
Это был тот самый капитан, который днём объяснял Толкачёву, как проехать к санитарному поезду. Он сел на ящик рядом с Парфёновым.
— Похолодало. Не находите?
— К ночи всегда холодает.
— Это верно.
Капитан сунул руку за обшлаг шинели, достал сложенный вдвое типографский бланк.
— Поступил приказ на ваш счёт, Владимир Алексеевич. Вот, ознакомьтесь. Вам необходимо отбыть в распоряжение штаба Организации.
Толкачёв развернул бланк, поднёс ближе к огню, близоруко прищурился.
— Какова же причина?
— Я не уполномочен отвечать на такие вопросы. Вы должны понимать это.
— Да, простите. К кому мне обратиться в штабе?
— К адъютанту генерала Алексеева, — капитан помолчал и добавил чуть тише. — Нет никакой необходимости ехать прямо сейчас. Во-первых, отсутствует транспорт, и вряд ли эта проблема решится скоро. Во-вторых, я бы рекомендовал вам не торопиться. Попробуйте сделать это через три дня, а лучше через четыре. Пусть всё успокоится. Скоро в Новочеркасске будет генерал Корнилов, а он боевых офицеров в обиду не даёт.
Капитан говорил загадками, но сложности в них не было никакой. Полковник Звягин дал ход рапорту о бое под Нахичеванью, и теперь предстояло разбирательство по случаю гибели кадет. Для этого его и вызывали на Барочную.
— Запах какой хороший, — потянул носом капитан. — Мята?
— Мелисса, — ответил Толкачёв, и протянул ему кружку. — Пейте, господин капитан. И вот вам конфета.
Капитан посмотрел на обёртку и проговорил со вздохом:
— С четырнадцатого года таких не видел. Надо же… Нет, лгу, с пятнадцатого. На Новый год по нескольку штук выдали. Я их доченьке в Хабаровск отправил, ни одной не попробовал.
— Вот и попробуйте.
Капитан взял конфету, но от чая отказался.
— Спасибо, нет времени, — поблагодарил он. — Доброй ночи.
Парфёнов кивнул, не поднимая головы, и подбросил в костерок несколько дощечек. Огонь пыхнул, окатил темноту снопом искр. Стало чуть светлее, но ненадолго; огонь успокоился, ослаб, и только кипяток в чайнике забурлил сильнее.
— Всё-таки написал записку.
Это прозвучало как утверждение. Толкачёв не стал отвечать. Говорить на эту тему он не хотел — он вообще не хотел говорить. Что толку обсуждать моменты, которые уже состоялись и изменить что-либо нельзя. Куда как полезнее и проще помолчать и выпить чаю.
— Молчишь?
— Это моя обязанность.
— Обязанность… Знаешь, сколько людей ещё погибнет? Это не бунт, не Стенька Разин, это полномасштабная война. Одним боем ничего не решится. Тут за всех погибших за сто лет не отчитаешься. А этим канцеляристам только место своё оправдать. Вот, мол, работаем, и даже вердикт напротив фамилии стоит. А то, что за фамилией человек…
От Александровской снова донёсся лай. Толкачёв прислушался. Точно так лаяли собаки у тётки в имении, когда он приезжал к ней на лето. Лай всегда раздражал, мешал спать, но тётка говорила, если собаки лают, значит, в темноте кто-то ходит, и они пугают его, отгоняют прочь. И всегда возникал вопрос: кто же там ходит? Он подолгу сидел у окна, вглядываясь в темноту, но никогда никого не видел, наверное, потому что этот неизвестный каждый раз пугался собачьего лая и убегал. Может и сейчас он тоже убежит?
Парфёнов поднялся, взял прислонённую к мешкам с песком винтовку.
— Пойду часовых разведу. Надо чаще их менять, холодно. А ты, Володя, шёл бы спать. В самом деле, большевички недаром у нас под носом устроились, дадут нам утром разговеться, — и сказал со злостью. — Добавятся к нашим погибшим ребятишкам новые души.
Вестерн. Не знаю, удалось ли мне внести что-то новое в этот жанр, думаю, что вряд ли. Но уж как получилось.
Злые люди похитили девчонку, повезли в неволю. Она сбежала, но что есть свобода, когда за тобой охотятся волхвы, ведуньи и заморские дипломаты, плетущие интриги против Руси-матушки? Это не исторический роман в классическом его понимании. Я обозначил бы его как сказку с элементами детектива, некую смесь прошлого, настоящего, легендарного и никогда не существовавшего. Здесь есть всё: любовь к женщине, к своей земле, интриги, сражения, торжество зла и тяжёлая рука добра. Не всё не сочетаемое не сочетается, поэтому не спешите проходить мимо, может быть, этот роман то, что вы искали всю жизнь.
Астролог Аглая встречает в парке Николая Кулагина, чтобы осуществить план, который задумала более тридцати лет назад. Николай попадает под влияние Аглаи и ей остаётся только использовать против него свои знания, но ей мешает неизвестный шантажист, у которого собственные планы на Николая. Алиса встречает мужчину своей мечты Сергея, но вопреки всем «знакам», собственными стараниями, они навсегда остаются зафиксированными в стадии перехода зарождающихся отношений на следующий уровень.
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Повести «Акука» и «Солнечные часы» — последние книги, написанные известным литературоведом Владимиром Александровым. В повестях присутствуют три самые сложные вещи, необходимые, по мнению Льва Толстого, художнику: искренность, искренность и искренность…
Сегодня мы знакомим наших читателей с творчеством замечательного грузинского писателя Реваза Инанишвили. Первые рассказы Р. Инанишвили появились в печати в начале пятидесятых годов. Это был своеобразный и яркий дебют — в литературу пришел не новичок, а мастер. С тех пор написано множество книг и киносценариев (в том числе «Древо желания» Т. Абуладзе и «Пастораль» О. Иоселиани), сборники рассказов для детей и юношества; за один из них — «Далекая белая вершина» — Р. Инанишвили был удостоен Государственной премии имени Руставели.
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…