Гражданская лирика и поэмы - [67]

Шрифт
Интервал

Как пожелтел листок
из тонкого картона!
Вот
          людям раздают
винтовки и патроны.
Вот,
        выставив штыки,
глазасты и усаты,
глядят с грузовика
восставшие солдаты…
Вот
      площадь у дворца,
и, может, выстрел грянул —
так строго
                    в объектив
красногвардеец глянул…
Вот
        наискось летит
матрос, обвитый лентой,
и то,
       что он убит,
всем ясно,
                    всем заметно…
Вот
        женщина в толпе
перед могилой плачет,
но мокрые глаза
она под шалью прячет…
Вот
        парень на столбе
над невским парапетом,
он машет картузом,
крича:
       «Вся власть Советам!»
Вот
      понесли плакат
две молодых студентки…
Вот
        Ленин над листком
склонился на ступеньке…
Вот
       первый наш рассвет
и длань Петра чернеет,
а девушка
                декрет
на черный мрамор клеит…
Но почему они
на снимках неподвижны, —
они,
        которых жизнь —
начало новой жизни?
Не верю,
                что навек
мгновение застыло!
Товарищи!
                   Скорей
вставайте с новой силой!
И кто посмел сказать:
«Остановись,
                       мгновенье»?
Вдруг
          будто пронеслось
по снимкам дуновенье,
как будто
                 некий маг
в фуражке-невидимке
вдруг палочкою мах−
нул —
        и очнулись снимки!
Вот
         поднялся матрос
и лег живой на цоколь,
чтоб грудью отстоять
от немцев
                    Севастополь…
Сошли с грузовика
солдаты из отряда
с гранатами —
                        в окоп,
в обломки Сталинграда…
И две студентки,
                           две
наивных недотроги,
снаряды повезли
по ледяной дороге…
Теперь они сдают
экзамен в институте —
другие,
           но они,
такие же по сути…
Вот
         женщина сошла
со снимка
                в час суровый
и в школьный зал вошла
учительницей новой…
И парень
               на столбе
телевизионной вышки
приваривает сталь
под молнийные вспышки…
И глянул в объектив
нестрого и неловко
похожий
              на того
прохожего с винтовкой,
но он держал чертеж
в конверте из картона —
ракеты,
            что взлетит
звездой десятитонной!
О, снимки!
                Снова в них
заулыбались лица!
Но я и знал,
                       что миг
не мог остановиться,
что Ленин
                  написал
под новью наших планов
знакомые слова:
«Согласен.
                 В. Ульянов…»
Я прохожу в музей,
я прикоснуться
                            вправе
к листовкам первых дней,
к квадратам
                   фотографий.
Они глядят со стен
и подтверждают сами,
что тот,
            кто был ничем,
стал всем
                  и всеми нами!

УТРЕННИЕ ГОДЫ

Молодой головой
                               русея,
над страницей стихов склонясь,
был Асеев,
                    и будет Асеев
дверь держать открытой для нас.
Мне приснится,
                      и прояснится,
и сверкнет отраженным днем —
на дарьяльскую щель
                                    Мясницкой
этот сверху глядящий дом.
Я взбегал
              по крутейшей лестнице
мимо при́мусов и перин
на девятый этаж,
                        где свеситься
было страшно, держась перил.
У обрыва
                 лестничной пропасти
был на двери фанерный лист,
на котором
                   крупные подписи
открывавших ту дверь вились.
Я о том расскажу
                         при случае,
а за подписями щита —
знаменитые строки
                                   слушали,
знаменитые — шли читать.
Был Каменский,
                      два пальца свиста
он закладывал в рот стиха,
был творец
                  «Лейтенанта Шмидта»,
и — чего уж таить греха —
за фанерой
                  дверного ребуса,
на партнера кося глаза, —
с Маяковским
                     Асеев резался,
выходя на него с туза.
Королями
                  четырехкратными
отбиваясь с широких плеч,
Маяковский
                   острил за картами
(чтоб Коляду от карт отвлечь),
Но Коляда
                  лишь губы вытянет
и, на друга чуть-чуть косясь, —
вдруг из веера
                     даму вытянет
и на стол — козырей пасьянс!
Вот ночные птицы
                           закаркали,
вот каемка зари легла…
Только ночь
                  не всегда за картами,
не всегда здесь велась игра.
Стекла вздрагивали
                                     от баса,
под ногами дрожал паркет,
так читался
                   «Советский паспорт» —
аж до трещин на потолке.
Над плакатами
                         майских шествий
в круглом почерке воскресал
и всходил на помост
                                 Чернышевский,
мчались сани синих гусар.
Если только
                     тех лет коснуться —
выплывают из-под строки
мейерхольдовские
                                  конструкции,
моссельпромовские ларьки;
тень «Потемкина»
                                на экране,
башня Татлина — в чертеже,
и Республики
                      воздух ранний,
пограничник настороже…
И еще не роман,
                             не повесть
здесь отлеживались на листе,
а буденновской песни
                                       посвист
из окна вырывался в степь,
и казаки неслись
                           усатые
под асеевский пересвист!..
Это годы неслись
                              двадцатые,
это наши стихи неслись.
Еще много войн
                          провоюется,
и придет им пора стихать,
но позвавшая нас

Еще от автора Семён Исаакович Кирсанов
Эти летние дожди...

«Про Кирсанова была такая эпиграмма: „У Кирсанова три качества: трюкачество, трюкачество и еще раз трюкачество“. Эпиграмма хлесткая и частично правильная, но в ней забывается и четвертое качество Кирсанова — его несомненная талантливость. Его поиски стихотворной формы, ассонансные способы рифмовки были впоследствии развиты поэтами, пришедшими в 50-60-е, а затем и другими поэтами, помоложе. Поэтика Кирсанова циркового происхождения — это вольтижировка, жонгляж, фейерверк; Он называл себя „садовником садов языка“ и „циркачом стиха“.


Лирические произведения

В первый том собрания сочинений старейшего советского поэта С. И. Кирсанова вошли его лирические произведения — стихотворения и поэмы, — написанные в 1923–1972 годах.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые расположены в хронологическом порядке.Для настоящего издания автор заново просмотрел тексты своих произведений.Тому предпослана вступительная статья о поэзии Семена Кирсанова, написанная литературоведом И. Гринбергом.


Искания

«Мое неизбранное» – могла бы называться эта книга. Но если бы она так называлась – это объясняло бы только судьбу собранных в ней вещей. И верно: публикуемые здесь стихотворения и поэмы либо изданы были один раз, либо печатаются впервые, хотя написаны давно. Почему? Да главным образом потому, что меня всегда увлекало желание быть на гребне событий, и пропуск в «избранное» получали вещи, которые мне казались наиболее своевременными. Но часто и потому, что поиски нового слова в поэзии считались в некие годы не к лицу поэту.


Последний современник

Фантастическая поэма «Последний современник» Семена Кирсанова написана в 1928-1929 гг. и была издана лишь единожды – в 1930 году. Обложка А. Родченко.https://ruslit.traumlibrary.net.


Фантастические поэмы и сказки

Во второй том Собрания сочинений Семена Кирсанова вошли фантастические поэмы и сказки, написанные в 1927–1964 годах.Том составляют такие известные произведения этого жанра, как «Моя именинная», «Золушка», «Поэма о Роботе», «Небо над Родиной», «Сказание про царя Макса-Емельяна…» и другие.


Поэтические поиски и произведения последних лет

В четвертый том Собрания сочинений Семена Кирсанова (1906–1972) вошли его ранние стихи, а также произведения, написанные в последние годы жизни поэта.Том состоит из стихотворных циклов и поэм, которые следуют в хронологическом порядке.