Гражданин Империи Иван Солоневич - [26]
Так пишут современные исследователи. Солоневич же утверждал, что его тесть погиб под Сольдау[104], то есть в 1914 или 1915 году.
Еще до официального начала Великой войны, 18 июля 1914 года, Иван Солоневич дает передовицу в «Северо-Западной Жизни» под красноречивым названием «Жребий брошен». Через месяц с небольшим, 24 августа, в газете началась публикация серии его очерков под общим заголовком «Дневник войны». Всего она включила в себя свыше 70 произведений, которые вкупе с примыкающими по содержанию статьями, корреспонденциями и заметками могли бы составить целый том — хронику первых двух лет Великой войны глазами современника. «Дневник» выходил два-три раза в неделю, иногда чаще, иногда реже, однажды перерыв составил больше месяца. Это, скорее всего, было вызвано отлучкой Ивана в Петроград.
Младшие братья тянулись за Ватиком, и вот в номере от 11 октября 1914 года находим такой материал: «В Августовских лесах (письмо гимназиста)». Он сопровождается вводным предложением Лукьяна Михайловича: «Редактор «Северо-Западной Жизни» получил от своих сыновей, гимназистов 8 и 6 классов Виленской 2 гимназии следующее письмо» — и далее собственно текст, повествующий о том, что они видели вблизи фронта. Шестнадцатилетний Боб 28 ноября еще раз отмечается в газете собственной корреспонденцией[105].
К концу года газета воспринималась уже как семейное дело Солоневичей, в том и числе и недругами. Под огонь критики начинает попадать не только редактор-издатель, но и его старший сын Иван.
«Какой-то «Белорусс», — писала, к примеру, «Минская Газета-Копейка» — в нежном союзе с солидной фирмой «Л. Солоневич и Сын», на все лады склоняет «еврея» <…>
Под ручку с гг. Солоневичами — отцом и сыном (какая талантливая семья!) г. Белорусс будет шествовать триумфально и хлопать в ладоши при виде пышных всходов, которые дадут брошенные ими на благодарную почву ядовитые семена…
Но когда рассеется мрак, и свет любви и радости озарит нашу родину, — гг. Солоневичи и Белоруссы и с вами — все борзописцы, торгующие своими перьями оптом и в розницу, куда вы пойдете?
Не устыдитесь ли вы тогда?
А ведь время это придет»[106].
Куда пошли Солоневичи после всех радостей революции — известно. Лукьян Михайлович сначала в лагерь, а потом под расстрел. Иван за попытку побега из СССР также попал в ГУЛаг, и уже оттуда бежал в Финляндию. А вот, например, один из редакторов «Копейки» С. Левинсон в 1920-е годы работал в советском БелРОСТА — Белорусском бюро Российского телеграфного агентства.
Но мы опять забегаем далеко вперед. Осенью 1914-го учащаются нападки на отца и сына Солоневичей со стороны «Минской Газеты-Копейки». Лукьян Михайлович как объект травли к тому времени уже, видимо, поднадоел. В его адрес по инерции летят только давно затертые штампы вроде «издатель-гастролер», «субсидиеглотатеть» и проч. Зато по принципу «кто на новенького?» все больше достается сыну. Даже строительство ледяного катка при содействии минской городской управы, то есть общественно-спортивная деятельность Ивана, вызывает раздражение: дескать, не на этом ли катке заморожена совесть?[107]
Некий «Макар Чудра» пишет целую одноактную пьесу «Лицедейство», где действующими лицами выступают Соленый-отец, Соленый-сын, Белорусс, Брехачек и Тень Шмакова. Описание персонажа, прототипом которого стал Иван Лукьянович, таково: «Немецкие бакены. Голова — футбольный мяч крупного калибра»[108].
Дальше — больше. Вот уже и «Дневник войны» не дает покоя, и его автора именуют «новоявленным стратегом и тактиком, генералом-от-футбола»[109]. А вот Ивана и вовсе отправляют в сумасшедший дом[110]. И буквально через день печатают статью с провокационным названием «Мозги господ Солоневичей»[111]. На такие мелочи, как заметка «Там, где играют в футбол» за подписью «Диаволо»[112] уже перестаешь обращать внимания, тем более, что некоторые фельетоны в «Копейке» пишет «Сатана». Хоть этот самый «Диаволо» дал Солоневичу характеристику, безусловно заслуживающую того, чтоб ее воспроизвести: «Футболист-спортсмен — и военный стратег. Конькобежец и политик. Белорусс и жидоед. Словом, швец, жнец и на дуде игрец».
Иван Солоневич до поры до времени ограничивался лишь репликами по адресу оппонентов (эх, знали бы они, как разовьется его талант полемиста впоследствии!). Но однажды так припечатывает их своим памфлетом «Два сапога», что они в бессильной злобе бегут подавать в суд[113]. Статья была опубликована 11 апреля 1915 года, через полтора месяца после того, как Иван Лукьянович официально стал именоваться издателем «Северо-Западной Жизни»[114].
Для Лукьяна Михайловича все это было не в новинку. Как редактор и издатель он к тому времени прошел все круги ада — и штрафы, и конфискацию номера газеты, и, конечно же, судебные иски.
Существует прочно укрепившийся в массовом сознании миф, что от царской администрации и цензуры страдала только революционно настроенная печать. Ничего подобного: закон был одинаков для всех, и в последние годы существования Российской Империи правые и русские националистические издания подвергались властным «репрессиям», возможно, даже чаще, чем те, кто боролся против Веры, Царя и Отечества.
