Гражданин Брих. Ромео, Джульетта и тьма - [24]

Он не замолчал, хотя заметил, что Ирена протестующе качает головой и явно подавляет желание заткнуть уши. На ее бледном лице появились красные пятна, она нервным жестом поставила чашку с кофе на столик и встала.

— Ты пристрастен, Вашек… Ты совсем не изменился!

Прижав руки к вискам, она прошлась по ковру и подошла к брату.

— Дурной! Зачем ты говоришь мне все это? По-твоему, я должна переехать в скверную квартиру только для того, чтобы помнить, что я дочь рабочего Страки? Или ты хочешь, чтобы я ни с того ни с сего развелась с Ондрой? Не вижу причин! Он зарабатывает большие деньги? А разве это запрещено? Ондра честный человек…

— Это мы еще увидим.

— Да, честный! Я так рада была твоему приходу, Вашек, но сейчас…

— Извини, дамочка, если я малость задел тебя за живое…

— Хватит, Вашек, прекратим это. Ты предубежден, как все…

— Коммунисты? — Вацлав хлопнул кулаком по колену. — Да, ты права. С отцом тебе проще было бы договориться, он на все это падок, ему легко отвести глаза. А мне нет! Ты говоришь, я предубежден? Да, и очень! Сегодня еще больше обычного. Причин для этого — тысяча!

— Чего ты, собственно, от меня хочешь? — крикнула Ирена.

— Чтобы ты была настороже, больше ничего. Чтобы ты не дала увлечь себя против нас. В конечном счете это было бы и против тебя самой. Вот увидишь…

— Ах, отстань! Все это затасканные фразы. Начни еще втолковывать мне, что Ондра эксплуататор… Человек, которого ты в жизни не видел! И что я…

— Так я говорю, Ирена, и это факт! Каждый ребенок…

— Ладно! — воскликнула она и села против него, красная от волнения, нервно теребя кружевной платок. — Ладно! Значит, для тебя и для этих твоих коммунистов он эксплуататор?!

Она недоуменно покачала головой, и вид у нее был обиженный. Ирена слабо представляла себе, что такое эксплуататор, и взгляды ее на этот счет были довольно наивные, но, во всяком случае, это не ее Ондра! В дела мужа она никогда не вникала, он этого не любил. «Ты, невинный котеночек, сядь-ка лучше за рояль, — шутил он, — а всю эту нудную и обременительную канитель предоставь мне. Политика и коммерция — мужские дела».

Ирена подняла глаза, и хмурая улыбка Вашека вывела ее из себя.

— Ты смешон! — вскипела она. — И ты злой! Я-то радовалась, что ко мне приехал брат, а оказалось, что это просто коммунистический агитатор и подстрекатель! Я, Вашек, плохо разбираюсь в политических спорах, но мне ясно одно: Ондра мой муж. Понятно? Ко мне он добр, и этого мне достаточно!

— Здорово! — едко усмехнулся Вацлав и широким жестом указал на комнату. — Вот в этом вся суть? Хороши политические убеждения!

— Отстань ты от меня со своими политическими убеждениями, это твое дело. Ты пришел оскорблять меня? Чего вы все хотите? Погубить Ондру? За что? Я с этим не соглашусь, Вашек, и отец тоже! А если вы его погубите, тогда я уж обязательно с ним останусь, понял? Назло всем вам. И буду против вас всех, даже против тебя, Вашек! Мне так страшно от твоих разговоров и от всего этого…

Она замолчала и закрыла лицо руками. Такое разочарование!

Брат в недоумении сидел против нее. Он всегда боялся женских слез. Наконец он беспомощно пожал плечами и встал.

— Так я… пойду, — медленно сказал он, застегивая куртку, потом не сдержался и положил свою широкую ладонь на плечо Ирены. — Слушай, сестренка, бросим эти разговоры. Разрази меня гром, если я не хочу тебе добра. Все будет зависеть от того, как поведет себя твой муж. Кто захочет честно работать, для того в нашей республике всегда открыты двери. А темным делам надо положить конец. Раскрой глаза, девочка, и я первый приду и скажу: вот моя рука, Ирена!

— Ты прав, оставим это!

Она посмотрела на него влажными глазами, стараясь улыбнуться, — но коротких минут, когда оба чувствовали свою кровную связь, уже не вернуть, каждый говорил в своем ключе. Вашек, хмурясь, перевел речь на музыку, поинтересовался, когда будет концерт Ирены, почувствовал, что коснулся больного места, и умолк. «Может, у нее и с Шопеном тут не ладится?» — подумал он с горьким удовлетворением и обвел взглядом комнату. Все ему тут не нравилось, а особенно Ирена, ее халатик и накрашенные губы, то, как она научилась держать сигарету, как пускает дым к потолку… Вашек показался себе персонажем из какого-то глупого американского фильма, который он однажды не досмотрел до конца.

Больше он ничего не говорил и стоял как истукан, пока сестра совала ему в карманы шоколадки для детей. Ковер, казалось, жег ему ноги, во всем теле была усталость. Вацлав зевнул.

— Ну, будь здорова, сестренка. Я бегу на поезд. Ты… выбирайся к нам. Мой Вашек тебе понравится… И Божка…

Он не докончил фразы. В темной передней лязгнул в замке ключ, стукнула дверь. Ирена нервным жестом поправила волосы, стараясь сохранить самообладание.

С Ражем они встретились уже в передней. Он причесывался перед зеркалом, машинально насвистывая модную песенку и не подозревая, что в доме гость.

— Привет, киса! — обратился он к Ирене, но, увидев в дверях за ее спиной громоздкую мужскую фигуру, удержал шутку, готовую сорваться с языка.

— Здравствуй, Ондра! — ответила она и прошептала после томительной паузы: — Это Вашек, мой брат… Я тебе рассказывала о нем. Он приехал в Прагу на…