Гравюра - [4]

— Точно, — припомнил Уильямс. — Уехал в Брайтон. Ну что ж, займись фотографированием прямо сейчас. Я отправлюсь к Гарвуду, а ты присмотри за гравюрой в мое отсутствие. Мне начинает казаться, что две гинеи — цена вовсе не чрезмерная.

Вскоре он вернулся в обществе мистера Гарвуда, заявившего, что он видел фигуру на самом краю, а никак не посреди лужайки. Какую-то белую отметину на спине он помнил, но был ли то крест, утверждать не брался. Все это было изложено на бумаге и скреплено подписью.

— Ну, а как ты собираешься поступить дальше? — спросил Уильямса делавший фотоснимки Низбет. — Неужто целый день таращиться на бумагу и ждать, что произойдет?

— Нет, пожалуй, нет, — отвечал тот. — Но, думаю, нам предстоит увидеть все. Понимаешь, между тем моментом, когда гравюра попалась мне на глаза впервые, и сегодняшним утром прошло немало времени, однако то существо только и успело, что войти в дом. Вроде бы за этот период ему ничего не стоило обделать свои делишки и убраться восвояси, но коль скоро окно открыто, оно, надо думать, еще внутри. Полагаю, гравюру можно оставить с легким сердцем. Мне вообще кажется, что в дневное время на ней ничто не меняется, а если и меняется, то очень медленно. Почему бы нам не пройтись и не вернуться сюда к чаю. Гравюру я оставлю на столе, а дверь запру. Никто, кроме прислуги, туда не войдет.

Все трое одобрили это предложение, разумно рассудив, что раз они не расстанутся, то и не проболтаются никому постороннему, а то ведь подобная история могла переполошить все Фазматологическое (Призраковедческое) общество.

Что они делали до пяти часов, для нас интереса не представляет, но примерно в это время все трое уже поднимались по лестнице, ведущей к комнатам Уильямса. Дверь оказалось открытой, чему, впрочем, удивляться не следовало: по воскресеньям обслуживающий персонал колледжа являлся за распоряжениями на час раньше, чем в будни. Однако их все же ожидал сюрприз. Первым делом они увидели гравюру, прислоненную к стопке книг на столе, где ее и оставили, а потом с удивлением отметили что слуга Уильямса сидит на хозяйском стуле, уставясь на нее с неподдельным испугом. Поражал не испуг, а тот факт, что Роберт Филчер (имя вовсе не выдуманное), считавшийся примерным служителем и являвший собой образец поведения для прочих не только в своем, но и в соседних колледжах, уселся без спросу на хозяйский стул, да еще и таращился на предмет, к которому не имел ни малейшего отношения. Тот и сам чувствовал себя нарушившим приличия. Завидев вошедших, он поспешно, хотя с заметным усилием поднялся и сказал:

— Прошу прощения, сэр, за то что позволил себе вольность сесть.

— Ничего, Роберт, — успокоил его мистер Уильямс. — Я как раз собирался спросить, что вы думаете об этой гравюре.

— Хм, сэр, конечно, вам лучше знать, но я не повесил бы такую картинку там, где ее могла бы увидеть моя малышка.

— Вот как, Роберт? А почему?

— Не повесил бы, сэр. Помню, бедной девчушке как-то показали картинки из Библии, так потом нам пришлось сидеть с ней три или четыре ночи. А случись ей увидеть скелетину или что оно там такое, утаскивающее несчастного младенца, было бы еще хуже. Знаете ведь сэр, детишки пугаются таких вещей. Я бы даже сказал, сэр, что такую картинку вообще не стоит оставлять на виду: вдруг она попадется на глаза кому-нибудь нервному… Какие будут распоряжения на сегодняшний вечер, сэр? Благодарю вас, сэр.

С этими словами сей достойный человек вернулся к выполнению своих обязанностей, тогда как (в этом вы можете не сомневаться) мистер Уильямс, не теряя времени, принялся рассматривать гравюру. Дом, ущербная луна и плывущие облака оставались прежними, но вот открытое окно было закрыто, и на лужайке снова появилась фигура. На сей раз она не ползла на четвереньках, а выпрямившись в полный рост, размашистым шагом двигалась по лужайке прочь от дома. Теперь луна светила позади неизвестного существа, и разглядеть наполовину скрытое под черным капюшоном лицо не удавалось. Голова его была склонена вперед, оставляя на виду лишь бледный купол лба и несколько выбившихся из-под капюшона прядей. Руки крепко сжимали нечто смутно различимое, но определенно походившее на младенца: живого или мертвого — определить не представлялось возможным. Бросалась в глаза ужасающая худоба ног.

С пяти до семи вечера трое товарищей по очереди следили за гравюрой, но больше никаких перемен не отметили. Наконец, порешили спрятать ее понадежнее, а вернувшись после Совета, взглянуть снова.

Когда они вернулись, гравюра никуда не делась, и дом, и лунный свет остались прежними, а вот фигура с младенцем пропала бесследно. Им не осталось ничего другого, как провести остаток вечера, листая географические справочники и путеводители. И наконец (возможно заслуженно), Уильямсу улыбнулась удача. В 11:30, в «Путеводителе по Эссексу» Мюррея, он прочел следующие строки:

16½ мили. Эннингли. Достопримечательности: церковь нормандского периода, существенно перестроенная в прошлом веке в духе классицизма. Сохранившиеся надгробия семейства Фрэнсисов, чей особняк «Эннингли-Холл», солидное строение эпохи королевы Анны, находится сразу позади кладбища, в парке, площадью около 80 акров. Род Фрэнсисов прервался, ибо последний его отпрыск таинственно исчез в 1801 г., будучи еще младенцем. Его отец, мистер Артур Фрэнсис был известен в округе как талантливый гравер-любитель, работавший в технике меццо-тинто. После пропажи сына он вел в «Эннингли-Холле» затворническую жизнь и был найден мертвым в своей мастерской в третью годовщину несчастья, только что закончив работу над уникальной гравюрой с изображением его родового гнезда.