Гравюра - [2]

Не без раздражения перевернув гравюру, он обнаружил с обратной стороны бумажную наклейку. Левая половина ее была оторвана, а на оставшейся части сохранились расположенные в две строки буквы: на одной и на другой.

Пожалуй, решил он, прежде чем вернуть гравюру мистеру Бритнеллу вместе с нелицеприятными замечаниями относительно его оценки предлагаемых материалов, стоит попробовать с помощью географического справочника уточнить, что же здесь изображено.

Поскольку уже стемнело, мистер Уильямс зажег свечи, заварил чай и угостил друга, с которым перед этим играл в гольф (по моему убеждению, руководители университета, о котором я пишу, в свободное время предаются именно этому занятию). Попивая чай, друзья вели разговор, содержание которого любому знатоку гольфа понятно без лишних слов, тогда как утомлять его пересказом тех, кто в гольф не играет, автору не позволяет совесть.

Высказав свое мнение относительно иных ударов, которые могли быть куда лучше, и иных игроков, везение коих превосходило все, на что смертный вправе рассчитывать, гость — назовем его профессором Бинксом — взял заключенную в рамку гравюру и поинтересовался:

— Что это за место, Уильямс?

— Как раз это я собирался выяснить, — ответил Уильямс, направляясь к книжной полке за географическим справочником. — Взгляни на обратную сторону. Невестьгдетонгли-Холл, то ли в Сассексе, то ли в Эссексе. Видишь, от обоих слов осталось по половинке. Ты, как я понял, тоже не знаешь?

— Надо думать, гравюру прислал тот торговец, Бритнелл, — отозвался Бинкс. — Это для музея?

— Ну, — пожал плечами Уильямс, — я мог бы приобрести ее для музея шиллингов за пять, но он, бог весть по какой причине, запросил две гинеи. Цена совершенно несусветная. Гравюра никудышная и унылая, несколько человеческих фигур возможно оживили бы ее, так ведь и их нет.

— Да, — согласился Бинкс, — двух гиней она, конечно, не стоит, но и вовсе никудышной я б ее не назвал. Скажем, лунный свет передан совсем неплохо. А насчет фигур… да, впечатление такое, словно они изображены на переднем плане. Во всяком случае, одна.

— Ну-ка, взгляну еще разок, — промолвил Уильямс. — Насчет света ты, пожалуй, прав, что же до фигуры… Хм, так вот же она! Только голова, но действительно на самом переднем плане.

И впрямь, присмотревшись повнимательнее, можно было понять, что черное пятно на самом краю гравюры представляет собой изображение человеческой (женской или мужской, неизвестно) головы со всклоченными волосами, обращенной лицом к дому и затылком к зрителю.

До этого Уильямс ее не заметил.

— И все же, — продолжил он, — пусть вещь и получше, чем казалось мне поначалу, я не могу потратить две гинеи музейных денег на покупку изображения дома, находящегося неизвестно где.

Профессор Бинкс, которого ждали свои дела, вскоре ушел, а Уильямс посвятил все оставшееся до обеда с членами Совета время бесплодным попыткам идентифицировать изображенное место.

— Ну хоть бы гласная перед осталась, — ворчал он, — все было бы легче. А так название может оказаться любым — хоть тебе Гестингли, хоть Лэнгли. Топонимов, заканчивающихся на оказывается хоть отбавляй, а в этом дурацком справочнике нет указателя окончаний.

Ровно в семь у Уильямса собрались члены Совета его колледжа. Распространяться о самом заседании, пожалуй, не стоит, тем паче что там он встретился с коллегами, игравшими до обеда в гольф, и состоявшийся за столом разговор не представлял для нас (в противном случае я не преминул бы на нем остановиться) ни малейшего интереса.

Час или более того гости провели в комнате, называвшейся «профессорской», а ближе к вечеру некоторые из них перебрались в кабинет Уильямса, где, как я полагаю, занимались тем, что играли в вист и курили. Во время перерыва в игре Уильямс не глядя взял со стола гравюру и показал ее одному немного разбирающемуся в искусстве джентльмену, рассказав, откуда она взялась и все прочее, что нам с вами уже известно.

Джентльмен бросил на нее небрежный взгляд и, тоном, выдававшим некоторую заинтересованность, сказал:

— Что ж, Уильямс, работа совсем недурна. В ней чувствуется налет романтизма. Свет, на мой взгляд, передан просто великолепно, да и фигура, хоть и излишне гротескна, тоже производит впечатление.

— Да, не правда ли? — рассеянно откликнулся Уильямс, как раз в этот момент раздававший всей компании виски с содовой и потому не имевший возможности еще раз взглянуть на гравюру.

Разошлись гости довольно поздно. Оставшись один, Уильямс написал несколько писем, доделал кое-какую работу и, наконец, уже после полуночи, решил лечь спать. Собираясь в спальню, он зажег свечу и, когда уже потушил в кабинете лампу, случайно обратил внимание на лежавшую на столе, где ее оставил последний из смотревших на нее гостей, гравюру. Увиденное едва не заставило его выронить свечу (впоследствии он говорил, что если бы остался в тот миг в темноте, его бы хватил удар). Но поскольку ничего подобного не случилось, Уильямс поставил свечу на стол и присмотрелся к гравюре как следует. Результат осмотра был столь же невероятным, как и несомненным. В центре лужайки, перед неизвестным домом, была видна фигура, в пять часов пополудни совершенно точно отсутствовавшая. Закутанная в странное черное одеяние с белым крестом на спине, она ползла к дому на четвереньках.