Гравитация и эфир - [60]
Ньютон поправил Декарта, думая о природе закона всемирного тяготения. Но так и должно быть: ведь Ньютон мыслил об этом тогда (с 1664 по 1667 годы), когда Декарт уже умер (1650). Более поздняя наука знала о природе вещей уже больше, чем она знала при жизни Декарта. Ньютон был «буквоедом», то есть супер-дотошным человеком во всех своих изысканиях. С дотошностью Ньютона из великих физиков может сравниться разве что Макс Планк.
«Товарищи учёные, доценты с кандидатами», мы, например, в своей философии, а конкретнее – в данной главе, продолжая может быть именно Декарта, говорим тоже о «гравитационных вихрях», сделанных Природой из гравитационных квантов-частиц. Эти «прозрачные» гравитационные вихри закручивают «гравитационные частицы» в гигантский вихрь при зарождении Вселенной; далее они закручивают области Метагалактик, состоящие уже из электромагнитных квантов-частиц; далее они помогают закручивать (внутри каждой Метагалактики) галактики; далее, не столько именно «вихри», сколько гравитационные поля (тоже – «прозрачные») помогают закручивать звёздные системы, включая Солнечную (здравствуй, Декарт!); и наконец, они, поля, как реальные воплощения «прозрачных» вихрей Декарта, закручивают электромагнитные частицы в вещество зарождающихся планет… Через 400 лет после Декарта мы фактически примиряем позиции Декарта и Ньютона об одном и том же. Но, правда, Ньютон говорит об этом более тщательно, более продуманно, причём настолько более продуманно, что даже современные физики никак не могут до конца допетрить о том, что им хотел сказать Ньютон своим законом всемирного тяготения.
Мы ещё раз видим: все великие учёные потому и великие, что в главном они никогда не ошибаются. Просто, неблагодарные потомки плохо их умеют понимать и ещё более развивать их какие-то еле заметные намёки, всегда верные по своей философии.
И ещё об одном в этой же главе.
Почему вообще, начиная с конца 19-го века и затем в течение всего 20-го, физикам стала нужна теория относительности? Почему она не была нужна, например, Ньютону? Здесь дело даже не в том, что физики, в отличие от Ньютона, принялись изучать быстрые процессы, скорость протекания которых стала сравнимой со скоростью света. Ведь даже Максвеллу, который фактически начал уже изучать быстрые процессы, распространяющиеся именно со скоростью света, эта теория (относительности) была пока ещё не нужна. Дело – в другом. И Ньютон, и Максвелл рассматривали свои процессы относительно физического вакуума. И совсем не важно, как этот вакуум именовался для них и для многих других физиков. Для Ньютона он именовался «вещественным пространством»; для Максвелла он именовался «эфиром». Но и тот и другой, повинуясь элементарному здравому смыслу, мыслили свою физику процессов, происходящих в каком-то гигантском пространстве. И они чётко понимали, что это гигантское пространство, пусть даже оно само как-то движется в ещё более гигантском, но его уже вполне можно считать неподвижным для всех тех процессов, с которыми учёные не только уже работали, но с которыми собирались работать в будущем. И они не пугались этого гигантского пространства, но всегда мысленно «пришпиливали» все свои процессы именно к нему, неподвижному. И поэтому у них никогда не возникало мысли о каких-то абсолютно не нужных им «инерциальных системах», так надолго потом замусоривших всю физику.
И действительно, хоть и велика скорость света, но даже её физикам удалось измерить уже в 19-ом веке. То есть тогдашние физики, измеряя эту скорость, мысленно представляли себе, что свет распространяется относительно вещественного пространства, как пространства, заполненного каким-то веществом, хотя пока и не известным им. Ведь если мыслить совсем уже по-простецки, то первую «теорию относительности» придумал ещё Галилей, мысленно рассуждавший о своих кораблях, движущихся равномерно и прямолинейно, и о процессах, происходящих при этом на этих кораблях, относительно кораблей и относительно неподвижного берега.
Ну и что же, что скорость света велика по отношению к кораблям. Но мысль думающего человека всегда будет опережать свет на много порядков, уже «поджидая» этот «черепаший» свет на той точке, куда он докандыбает через миллиарды лет, испущенный источником в направление этой контрольной точки. Все возможные траектории света вполне умещаются в одной голове думающего ребёнка, который может мгновенно увеличивать или уменьшать масштабы картинок пространства, где бегает, быстро или медленно (в зависимости от масштаба картинки), этот исследуемый ребёнком свет.
Циолковский, например, думая о межзвёздных полётах, вполне обходился «пустым» пространством и самой элементарной математикой школьного учителя. Ньютон же «запросто» рассчитывал траекторию луча света, отклоняемого Солнцем. Соображалка думающего человека легко охватывает любую геометрию любого самого быстрого процесса. Более того: она эту геометрию запросто рассчитывает с помощью чуть ли не арифметики, с минимальной примесью школьной алгебры.
Глядя с высоты 21-го века, ещё раз убеждаешься: Дьявол зачем-то специально запудрил мозги физикам 20-го. Как вы думаете – зачем?
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.