«Грант» вызывает Москву - [46]

— Какие слухи?

— Будто некоторые наши люди уже провалились.

— А точнее?

Бердниченко взглянул на него удивленно:

— Все равно гитлеровцы победить нас не смогут, и переловить всех они тоже не в силах.

— Нет, неверно, — резко перебил его Шрагин. — Достаточно попасть в руки гестапо одному малодушному человеку, и вся ваша концепция разлетится в прах. Они переловят и уничтожат всех подпольщиков.

— На их место станут другие! — с торжественной отрешенностью произнес Бердниченко.

— Вы не знаете, кто пытался взорвать сторожевик на заводе? — спросил Шрагин, уводя разговор из области общих фраз.

— Мину снесла туда одна наша комсомолка, — с гордостью ответил Бердниченко.

— А то, что эту мину немедленно обнаружили и была арестована вся ремонтная бригада, это вы знаете?

— Мы знаем только, что взрыва не было, думали — не сработал механизм.

— Не сработало умение.

— Ну что же, будем учиться и на таких ошибках, — невозмутимо отвечал подпольщик.

— Когда повесят бригаду рабочих, не покажется ли вам такое учение слишком дорогим? — спросил Шрагин.

— Эти рабочие помогали захватчикам, — сердито сказал Бердниченко, и серые глаза его сузились.

— Тогда вы должны немедленно ликвидировать меня, — улыбнулся Шрагин. — Я работаю инженером на этом заводе.

— Не может быть! — воскликнул Бердниченко с неподдельным удивлением.

Заговорили о совместной работе. Шрагин сообщил, что его человек подготовил похищение шрифта из типографии.

— Мы об этом ничего не знаем, — почти обиделся Бердниченко. — У нас там тоже есть свой человек.

— Вот так и надо работать, это и есть конспирация, — примирительно сказал Шрагин.

— Ясно, — вздохнул Бердниченко. — Ведь мы не имели никакого инструктажа и никаких методических пособий, — он сказал это так, будто речь шла о его прежних школьных делах. До войны он был завучем техникума.

Договорились впредь встречи проводить по возможности регулярно.

За два дня до 7 ноября на улицах города появились листовки, посвященные 24-й годовщине Октябрьской революции.

Первую такую листовку Шрагин увидел, когда ранним утром 5 ноября шел на завод. Моросил дождь, все вокруг было серое, холодное, чужое. По улицам сновали немцы в своих мышиных, почерневших от дождя шинелях. Разбрызгивая грязь, проносились крашенные в лягушиный цвет автомашины. Среди этого чужого холодного мира на сером столбе желтела листовка, кричавшая о Великом Октябре, о нашей вере в победу.

На грубой обойной бумаге было напечатано:

«Двадцать четыре года назад пролетариат России под руководством партии большевиков во главе с Владимиром Ильичем Лениным совершил Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Так родилось наше первое в мире государство с советской властью рабочих и крестьян. Его Красная Армия выстояла перед военной интервенцией капиталистической Европы и Америки, разгромила всех внешних и внутренних врагов революции. За двадцать четыре года своего существования Советский Союз объединил в свою семью сотни народов и народностей, и все они участвовали в построении социализма, который стал их радостной, свободной жизнью.

Никто и ничто не может остановить наше дальнейшее движение вперед и не сломит нашей веры в дело Октября, нашей преданности Коммунистической партии! Велик и непобедим Октябрь! Смерть немецким оккупантам!»

Шрагин бегло взглянул на листовку и пошел дальше. Ему стало жарко, и сильно забилось сердце. В одну минуту все вокруг изменилось, словно по волшебству.

Главная сила человека — в его причастности к своему народу, ко всей его жизни, к его счастью и к его горю. Шрагин чувствовал сейчас эту свою причастность с особой остротой. Он не замечал ни холода, ни дождя — ведь это была его осень, и этот холод и дождь лили против его врагов. Здесь против них все, потому что и здесь фронт, и здесь война. И война особенно страшная для них, потому что они не знают, откуда их ждет удар. И это страх выкрасил их машины в лягушиный цвет, а их самих одел в шинели неприметной мышиной окраски.

Шрагину вспомнился родной Ленинград и как он — школьник — получал комсомольский билет из рук участника октябрьского штурма Зимнего. Это был еще совсем не старый человек, инженер завода, который шефствовал над их школой на Выборгской стороне. Вручив билеты, инженер сказал: «Не важно, ребята, кем вы станете, все вы будете продолжать великое дело Октября. И может статься, придется вам за это великое дело и жизнью своей пожертвовать, как тем, что лежат теперь на Марсовом поле.»

Воспоминание пришло из детства, а было оно как еще один приказ, прямо касавшийся его сегодняшней жизни.

Шрагин был уже на территории завода и шел вдоль стапеля, как вдруг увидел впереди под краном плотную группу рабочих. Он остановился у них за спиной и через головы увидел уже знакомую ему листовку, приклеенную к внутренней стороне железной ноги крана.

— Гляди, не забыли поздравить, — тихо сказал пожилой рабочий и оглянулся.

Он увидел Шрагина, и улыбка мгновенно слетела с его лица. Подтолкнув локтем соседа, он громко сказал:

— Чего побасенки читать? Пошли работать.

Шрагин остался перед листовкой один. Теперь он читал ее медленно и обдумывал, как ему поступить: сорвать или оставить? Рабочие ушли, но позже они могли вернуться и увидеть листовку на месте. А среди них мог оказаться и предатель. Рисковать нельзя! Шрагин как мог аккуратно оторвал крепко приклеенную листовку и, держа ее в руках, пошел в дирекцию.