Граница миров - [46]

Офелию преследовало неприятное чувство, что она удаляется от того, что смутно видела во сне.

Ее ввели в душное полутемное помещение шапито, и она увидела множество колченогих стульев перед экраном, на который пыльный луч проектора отбрасывал какие-то мечущиеся изображения. Посреди арены стоял проигрыватель, извергавший сиплую, дребезжащую музыку.

Инверсы расселись поврозь, так, чтобы между ними оставалось несколько пустых стульев. Офелии указали на первый ряд. Молодой человек, угостивший ее булкой, сидел через два стула от нее.

Няни-автоматы встали у выхода, дожидаясь конца сеанса. Офелия надеялась, что он не будет слишком долгим. Перед ней на экране непрерывно складывались и рассыпались геометрические фигуры, и это зрелище вызывало у нее одновременно мигрень и тошноту.

– Не смотри на них всё время.

Шепот исходил от юноши с булкой. Он небрежно развалился на стуле, скрестив руки на груди, положив ногу на ногу, и делал вид, будто смотрит на экран, хотя на самом деле его глаза были устремлены на Офелию. Они поблескивали от любопытства в полутьме шапито.

– И на меня тоже не гляди долго. Делай как я. Прикидывайся.

Офелия притворилась, что смотрит на экран. Здесь, под какофонию проигрывателя, поодаль от нянь-автоматов, они могли наконец поговорить.

– Меня зовут Космос.

Офелии понравился его голос, чуть насмешливый, с легким восточным акцентом. Слушая его, она чувствовала себя совсем маленькой, ничтожной. Примерно то же самое ощущала Евлалия Дийё, шагая за сержантом с дрожащей родинкой у глаза. То же самое… но что?

– Ты давно в этой программе, Космос?

– Достаточно, чтобы посоветовать тебе не засматриваться на эти образы. Тут каждый день начинают с таких просмотров. Это действует на нас как тартинки в жавéле… то есть, я хочу сказать, как картинки в туннеле. Трудно тебе пришлось? Не переживай, не ты первая. Меня, например, в туннеле вывернуло наизнанку.

Офелия вцепилась пальцами ног в палас. Он искала глазами – но не находила – хоть какую-нибудь отражающую поверхность рядом с собой.

– А что дальше? – спросила она. – Что они нам уготовили?

– Испытания. Собеседования. Мастерские. Скоро сама поймешь. Или нет: ты, скорее всего, ничего не поймешь. Они здесь все чокнутые. А ты вроде соображаешь. Ты вроде меня.

В глубине шапито раздалось покашливание. И Офелия, мельком глянув назад, скорее угадала, чем увидела за стульями и проектором силуэты в серых плащах.

– Не смотри на них, – еле слышно шепнул Космос. – Это сотрудники. Их специально нанимают в Центр, чтобы газ излучать… то есть, я хочу сказать, чтобы нас изучать.

Офелия сделала глубокий, очень глубокий вдох. Одна такая оговорка могла быть случайностью, но две – уже настораживали. Будь у нее хоть карманное зеркальце, она могла бы проверить, действительно ли Космос – тот, за кого себя выдает. Но едва ее посетила эта мысль, как парень сменил место, отсев на один стул дальше.

– Ты меня в чём-то заподозрила. Почему?

Его голос, который Офелия теперь слышала хуже из-за того, что он отсел, утратил шутливые нотки. Этот парень принадлежал к эмпатикам. Или же был похож на них. Семейное свойство позволяло ему угадывать, хотя бы частично, всё, что исходило от Офелии.

И она решила поговорить с ним напрямик:

– Ты выражаешься как одна моя знакомая. Но она мне не подруга.

Космос, не удержавшись, бросил на Офелию удивленный взгляд, вызвавший новое неодобрительное покашливание в глубине шапито.

– Мои проворные поэмы… то есть, я хотел сказать, мои разговорные проблемы начались с тех пор, как я оказался здесь. В Центре ничего не лечат. Наоборот, превращают нас в полных дегенератов. И вот результат: ты либо несешь бог знает что, либо двигаешься бог знает как. Погоди, с тобой тоже такое будет рано или поздно.

Пальцы ног Офелии разжались сами собой. Значит, нелепые оговорки Евлалии Дийё были следствием того, чтó она перенесла в рамках проекта «Корнукопианизм»? И вполне вероятно, что она сама страдает теперь нарушениями чтения. Неужели один только проезд по этому странному туннелю сделал ее руки слепыми?

Космос заговорил еще тише, сейчас Офелия еле слышала его:

– Разве только сбежать отсюда до того, как тебя изуродуют вконец. Но в одиночку это невозможно. Мы должны изучить шанс… то есть, я хотел сказать, заключить альянс.

– Но я пришла сюда добровольно. И не собираюсь бежать.

– Если мы не сбежим, miss, нам хана, они нас прикончат.

– Как это – прикончат?

– У них тут три протокола. Первый полон под завязку. Не знаю, куда отправляют тех, кого переводят во второй; иногда мы их видим – правда, издалека. Но как только их уводят на укол… то есть переводят в третий протокол, о них больше ни слуху ни духу.

Офелия уцепилась за слова Блэза, сказанные им в фургоне:

– Может, их просто отпускают домой?

– Не всем повезло иметь свой дом, – возразил Космос. – Меня, например, никто на свободе не ждет. Да и тебя тоже, – добавил он с легкой усмешкой. – Пари держу: ты здесь оказалась, потому что больше некуда идти.

Вдали снова загудел гонг, положив конец кинопоказу и их разговору.

– Наблюдательный центр девиаций имеет свой собственный некрополь, – шепнул Космос, вставая. – Не знаю как ты, а у меня нет никакого желания окончить там жизнь.