Граница дождя - [43]

— Верочка, у меня ликер есть вишневый, будешь?

— Давай. Только пойдем под пальму.

Вот он, гений места, глянцевые толстые листья, дающие не прохладную тень, а спасительную непринужденность беседы! Верочка скороговоркой выложила новости про институтскую жизнь, планы летнего похода большой компанией по Крыму, про знакомых Маше школьных подружек:

— Представляешь, Люська скоро рожает! Говорят, мальчик. А муж ее — с виду такой шпендрик, короче, никакой, но зарабатывает и ее на руках носит.

— А тебя саму кто-нибудь носит?

— Да ну их, на дискотеку есть с кем сходить, широкий ассортимент, а на руки такую корову и не поднять.

— Опять комплексуешь и худеешь?

— Как все.

Помянули ликером Балюню. Маша уже свыклась с экваториальной прической Верочки и мысленно удивилась, что поначалу подумала о ней, как о повзрослевшей, — дите, как была.

— А у тебя, тетка, что новенького, давно не виделись как следует.

И опять, как с брошкой, неожиданно для себя Маша сказала:

— Да вот намедни чуть Володю не бросила.

Верочка прямо-таки подскочила в кресле:

— Давно пора. Только почему «чуть»?

И Маша — третья и самая большая неожиданность — торопясь, сбиваясь и поправляя себя, чтобы найти самые верные слова, все ей рассказала, как никогда и никому. Верочка слушала раскрыв рот, ни разу не перебила, только подливала себе кофе из большого стеклянного кофейника и капала ликер, едва сочившийся сквозь хитрую специальную пробку.

Когда Маша умолкла, запоздало ужаснувшись своей откровенности, Верочка, глядя на нее со смесью изумления и восхищения, медленно растягивая слова, сказала:

— Какая ты счастливая!

— Я???

— Конечно. Твои ровесницы уже в тираж вышли, женщинами себя не считают, а у тебя шекспировские страсти! Короче, я тобой займусь. Володю пока не бросаем, это я была не права. Мы его используем. Как трамплин. Ты выходишь на новый виток, да через полгода он тебе и нужен не будет, связи наладятся, ты же вон какая контактная. А там, глядишь, ты еще капиталисткой станешь, фирму откроешь. Нет, серьезно, ты на самом деле книг правильных не читаешь, я тебе, кстати, подберу. Да, так вот там написано, что в твоем возрасте поздно делать карьеру топ-менеджера, зато в самый раз становиться первым лицом.

Ошарашенная всем сразу: Верочкиной веревочной прической (вертелась в голове, не отпуская, строчка из советского детского стишка о дружбе народов: «У москвички — две косички, у узбечки — двадцать пять»), собственной истеричной откровенностью, ответным напором и энтузиазмом племянницы, а может быть, и терпкой вязкостью вишневого ликера, Маша с трудом воспринимала чужеродные слова. Особенно стукнуло ее «первое лицо» («задаст по первое число» — безотчетно впечаталось в мозг и стало прокручиваться, как заевшая пластинка)… Из последних сил она пробормотала, что, мол, чего-то ей захотелось прилечь, «а ты, Верочка, говори, говори, я внимательно слушаю…»

Стало полегче, правда очень еще хотелось расстегнуть давящий бюстгальтер, но было стыдно. А Верочка разворачивала все более яркие и радужные картины ее, Машиной, новой жизни, и радостно было за ее молодость, и так щекотали горло трезвые, гадкие, противные ответные слова.

— Следующий номер программы — гардероб. Ты, конечно, ничего себе одета, но прямо-таки как старший преподаватель бухучета, пусть и в коммерческом вузе. Все боишься, что, дескать, «не по возрасту» окажется, но ведь ты филолог, должна понимать, что как назовешь, так и будет. Можно про свитерок сказать, что он «безобразно обтягивает», а можно — что «изящно облегает», — и она плавным движением огладила свою девичью попку. — Не пойму, ты что, уснула?

Маша не спала, но погрузилась в какое-то медузное, аморфное состояние, ей захотелось, чтобы все решили за нее, просто сказали, что делать, а она бы послушно и добросовестно исполнила. Безволие было приятно, комфортно, а готовность подчиниться так безоглядна, что Маша спросила без тени сомнения, что и тут поступит, как велят:

— А Митя?

— Не знаю, встанешь на ноги, разберешься, а пока держи на длинном поводке.

Очевидная нелепость ситуации, перевертыш распределения ролей — все это не имело никакого значения. Главное — нашелся выход, точнее, подтверждение тому, что можно плыть по течению и считать это собственным выбором и неуклонным движением вперед. В конце концов, действительно — как назвать…

Проводив Верочку, Маша осмотрела расставленные Балюнины пластинки, сняла с полки впритык поместившуюся там амбарную книгу.

«17 февраля 2001 года. Суббота. День рождения Балюни. Выяснилось, что я до сих пор так и не повзрослела».

Володя позвонил из Петрозаводска, по-деловому сообщил, что прилетает на следующий день, будет к обеду. «Что приготовить?» — «Себя, — хохотнул он, — с едой особо не возись. Целую».

Обед она, конечно же, не просто приготовила, а, как говорится, закатила. Закуски всякие там, селедочки-грибочки-салатики, суп небудничный: сборная солянка со всеми полагающимися бесчисленными сортами мяса да каперсами-маслинами. Ко второму, впрочем, несколько выдохлась, ограничившись банальными куриными окорочками, правда, сопроводив их рисовым гарниром по необыкновенному китайскому рецепту. Разнообразная выпивка так и стояла у нее от одной встречи до другой, поскольку пить в одиночестве она пока что не научилась.