— Оперативно работают, — хмыкнул Коган, когда они вышли на лестничную площадку. — Всё-то у них на мази…
Ярослав и Мансур спускались первыми, нагруженные сумками и оборудованием.
Когда они вышли из подъезда, на улице заметно потемнело. В воздухе кружились густые хлопья снега, так что стоявшая вдалеке машина тринадцатой бригады была еле различима.
— Ох, что творится — опять зима, да! — Мансур поцокал языком. — Плохой весна в Москве, совсем холодный!
Он извлек из пачки сигарету.
— С чем она вызывала? — спросил Ярослав.
— Сердце плохое, — Мансур затянулся и покачал головой, — голова тоже нехороший был. — Меня увидела — ругаться стала, не ты, говорит, меня спасать должен.
Несмотря на уличный холод, Ярослава бросило в жар.
— А еще? — спросил он взволнованно. — Что-нибудь еще она говорила?
— Да так, всякий бред несла, — Мансур пожал плечами. — Про крест какой-то, который то ли пропал, толи украли у неё, да. А потом захрипела, сознание стала терять, я стал вена искать, совсем не было, а там и вы приехали.
Он вдруг нахмурился и хлопнул себя по лбу. — Ай, шайтан! На подстанцию не отзвонился же!
Железная дверь скрипнула, пропуская Когана с Ириной.
— Ого! Ну и метель! — удивленно заметил Коган, оглядываясь по сторонам.
— Ира-апа, дай навигатор позвонить! — притоптывая, попросил Мансур.
— Давид Аркадьевич?
Коган с озадаченным видом похлопал себя по карманам.
— Неужели оставил? Да, точно, у телефона, на столе, когда полицию вызывал, — смущенно признался он.
— Я сбегаю, — Ярослав шагнул в подъезд.
— Ай, ладно, по рации сообщу, — решился Мансур. — Спасибо за помощь, Давид Аркадьевич! Карта на подстанции поможете написать?
Последние слова его донеслись до Ярослава уже у лифта.
Дверь в квартиру была по-прежнему приоткрыта. Ярослав на секунду задержался, раздумывая, позвонить, или нет, но потом быстро зашагал по коридору. Агента в комнате не было, тело Беззубцевой лежало на том же месте.
Подобрав со стола коммуникатор, он уже собирался уходить, когда его внимание привлек шум, доносящийся из соседней комнаты. Движимый смутным тревожным любопытством, Ярослав двинулся по коридору в направлении источника звуков. Агент был в комнате, по-видимому, служившей старухе спальней. Он яростно рылся в выдвинутых ящиках комода, часть содержимого которого уже валялась на полу.
Что он здесь ищет? Ярослав помедлил, колеблясь, стоит ли задать этот вопрос странному агенту; почему-то ему не хотелось привлекать к себе его внимание.
В конце концов, у него могут быть свои причины, плюс пачка документов со всеми доверенностями…
Он тихо отступил назад и направился по коридору к выходу, когда в полумраке перед ним вдруг вспыхнули два зеленых глаза. Старухин кот! Где же он прятался все это время, интересно?
Ярослав подошел к нему, и кот потерся головой о штанину.
— Мурзик, — вполголоса пробормотал Ярослав, — остался теперь без хозяйки, бедолага?
Он нагнулся, чтобы почесать кота за ухом, но тот неожиданно увернулся и потрусил по коридору. Остановившись у одного из шкафов, он оглянулся на Ярослава и выжидающе уставился на него.
— Мя-а!
Приблизившись, Ярослав обнаружил доселе незамеченную им дверь, почти сливавшуюся цветом с линялыми обоями. Если бы не торчащая изогнутая ручка, он и сейчас не догадался бы о ее существовании.
Кот встал на задние лапы и начал царапать дверь.
— Наверное, у тебя там еда? — догадался Ярослав. — Ладно, сейчас…
Он нажал ручку и дверь подалась, издав легкий скрип.
Комната, в которой он оказался, была много меньше чем две предыдущие, скорее, она напоминала чулан. В ней не было окон, свет исходил от огонька лампады перед занимавшим противоположную стену иконостасом. По бокам от него высились полки с книгами, а в центре комнаты стоял деревянный аналой с лежащим на нем молитвословом. Кот проскользнул мимо Ярослава к аналою и снова начал скрести лапами, теперь уже по его резной дверце.
Его странное поведение одновременно интриговало и настораживало Ярослава. Сомнительно, конечно, чтобы бабка хранила кошачью еду в молельной комнате. Может, там валерьянка?
Наверное, правильнее всего было бы поскорее уйти из квартиры, чья покойная хозяйка лежала в соседней комнате, в другой рыскал подозрительный тип из ритуальных услуг, да еще вот-вот должна была появиться полиция, которой придется объяснять, что тут делает фельдшер, фигурирующий в заявлении о краже.
Вместо этого, Ярослав подошел к аналою и открыл дверцу. Внутри на полке обнаружилась пачка листов в кожаном переплете, скрепленных шнурком.
В его памяти всплыли слова Беззубцевой, которые она шептала перед тем, как потерять сознание: «Рукопись… В моем…».
Повинуясь внезапному порыву, он вытащил рукопись и положил ее на аналой.
Почерк был неразборчив и Ярослав быстро пролистал несколько страниц. Пожелтевшие листы, заполненные причудливой вязью, местами слиплись и крошились под пальцами.
Однако, последняя запись была выведена явно недавно и, определенно, шариковой ручкой:
«Лета в седмь тысящ пятьсот двадесятое» — гласила она, — «в стольный град Москву бысть доставлен пояс Госпожи нашея Богородицы и Приснодевы Марии. Поелику же нецыи деяния иньшие сотвориша во времена оны, сие вменишася якоже не суща, и се, святыня иная во граде стольном обретошася, иже схизматицы и присные их принесоша…»
