Грань времени - [64]

Кажется, он не очень в это верит, но улыбается и говорит:

– Хорошо, буду полагаться на мудрость другого-меня. А теперь второй вопрос… – он на секунду опускает взгляд на стол, и я понимаю, что его лицо заливается румянцем. – А мы… а у нас было… эм… – он смотрит мне в лицо и приподнимает брови.

– О, – говорю я, понимая, к чему он клонит. – Нет. У нас не было. Почти, но не совсем, – я мягко улыбаюсь ему. – Я хотела, но ты строил из себя недотрогу.

– Серьезно? – он смеется. – Судя по всем имеющимся на сегодняшний день данным, мне трудно в это поверить.

Я продолжаю более серьезно:

– Это правда, и как бы мне ни хотелось это признавать, ты был прав. Ты сказал, что мы должны помнить наш первый раз, а у тебя не было этой возможности. И… опять же, как бы мне ни хотелось это признавать, ситуация не изменилась. Я не могу обещать, что эта линия будет стабильной, хотя я работаю над этим около семидесяти двух часов в день.

– В прямом или переносном смысле?

– В прямом. Наверное, мне следует предупредить тебя, что если так будет продолжаться и дальше, то тебе придется встречаться с женщиной постарше.

Он ухмыляется, будто воображая все возможные варианты:

– Думаю, что смогу с этим справиться.

Я пинаю его ботинок своим.

– Вернемся к настоящему, мистер Коулман. Есть еще вопросы?

– Наверняка, но сейчас мне ничего не приходит на ум. Мой разум все еще зациклен на той фразе – «почти, но не совсем».

– Что ж, твоему разуму пора прийти в себя, потому что мне нужно сказать ему кое-что еще.

И мне действительно нужно кое-что ему рассказать, потому что он прав насчет абсолютной честности и открытого общения. Я должна рассказать ему о Кирнане. Я бы, наверное, все равно это сделала, но после ехидного комментария Евы я не хочу оставлять никаких сомнений.

– Ладно, мне нелегко говорить, – начинаю я. – Я и сама все еще пытаюсь разобраться в этом. Но точно так же, как и другой-ты существовал в другой временной линии, которую ты не можешь вспомнить, так и я существовала в той, которую тоже не помню. В какой-то момент, когда произошел один из сдвигов, та Кейт оказалась вне защиты медальона. И, когда киристы изменили реальность, она просто… исчезла.

– А откуда ты о ней знаешь? Ну, я не могу вспомнить этого другого-Трея, и ты сказала, что единственная причина, по которой ты его помнишь, это то, что ты носила медальон, верно?

– Верно. Я не помню ту Кейт. Но… есть человек, который помнит. Он не должен был. Киристы или, точнее, моя тетя Пруденс думала, что она позаботилась об этом, стащив его ключ ХРОНОСа. Но у него был еще один ключ, который я дала ему, когда он был еще ребенком, на выставке. Он скрыл от нее этот ключ.

– Зачем она хотела стереть память этого ребенка?

– Вот тут-то все и запутывается. Когда она проделывала это, Кирнан уже не был ребенком. Ему было двадцать лет, и он был членом узкого круга киристов до того, как… влюбился в другую-Кейт.

Я провожу следующие полчаса, пытаясь распутать свое довольно сложное, многоуровневое прошлое с Кирнаном. И, как я и ожидала, взгляд Трея становится все настороженнее.

– Так вот о чем говорила Ева?

Я киваю.

– Пруденс велела мне держаться подальше от Кирнана. Но это трудно, потому что он единственный человек на нашей стороне, который может использовать медальоны. И у него есть информация о том, что мы уже пытались делать в другой временной линии, и…

– Ладно, он был влюблен в другую-Кейт. А в тебя он влюблен?

Я не знаю, как на это ответить. Влюблен ли он в меня? Или в призрака, похожего на меня?

– Я не знаю, Трей. Он определенно все еще любит ее. Он хотел бы, чтобы я была его Кейт, чтобы она все еще была здесь. И я почти уверена, что он думает, что, если бы все было иначе, я могла бы стать другой-Кейт, но…

– Ты смогла бы?

Я отрицательно качаю головой.

– Признаю, что беспокоюсь о нем. Мне было бы трудно не делать этого. Он спас мне жизнь. Думаю, что и я спасла его, хотя, если бы он не помогал мне, то никогда бы не застрял в отеле Холмса, будучи еще ребенком. Я понимаю, почему другая-Кейт влюбилась в него при других обстоятельствах. Но чтобы стать такой Кейт, мне придется отказаться от всего. Я не хочу жить в 1905 году. Я не хочу расставаться со своей семьей.

– Я понимаю.

– Но, помимо всего этого, – говорю я, глядя ему прямо в глаза, – есть еще одно серьезное препятствие, Трей. Я уже влюблена в тебя.

Он довольно долго молчит, но когда наконец заговаривает, лицо у него встревоженное.

– Мне это не нравится. Мне не нравится, что этот парень будет ошиваться рядом. И вот что точно мне не нравится, так это то, что он может помочь тебе, а я не могу, – он сжимает мою руку. – Но, тем не менее, если бы я мог помочь тебе, это бы разрушило тот компромисс, к которому мы пришли с папой, и… хотя я подозреваю, что ты в целом можешь сама о себе позаботиться, тот факт, что есть кто-то, кто прикроет твою спину, и кто-то, кто рискнет своей жизнью, чтобы спасти твою… От этого мне становится немного легче дышать. Это нормально? Чувствовать адскую ревность вкупе с благодарностью?

– Да. Если бы все было наоборот, я бы чувствовала то же самое. Но ты уже говорил, что хочешь знать, чем я занимаюсь, и я задаюсь вопросом: может быть, будет проще, если я не буду упоминать вещи, связанные с Кирнаном? Я не хочу, чтобы ты ревновал. Мне бы не хотелось думать о тебе, работающем в компании с девушкой, которая… чувствует к тебе то же, что и Кирнан ко мне.