Грань - [26]
Гораздо больше меня взволновало состояние Алисы. Что стряслось такого, что броня моей железной леди дала трещину? Неужели беспокойство о здоровье дочери смогло превратить непробиваемый танк в слезливую истеричку? И как же я, дуралей, умудрился пропустить тот великий момент, когда Варька разбудила в ней живого, чувствующего человека? Что за ключик подобрала наша кроха, который не удалось подобрать мне за все годы совместного житья с Алисой? Нет, положительно, мы с ней родили необычное существо: маленькое чудо, сестренку солнышка…
На работе я первым делом зашел к Геннадию Скуну, дабы подготовить морально к предстоящей процедуре. Мы поговорили о Лоре, о том, какая это замечательная и добрая девушка. Я передал ее слова о вынужденном отъезде и уверения в дочерней любви. Скун сухо поблагодарил. Видно было, что он напряжен и пытается скрыть это.
Чтобы не длить его мучений, я не стал особо разглагольствовать. Проводил в аппаратную, проследил, как усыпляют и подключают недвижное тело к 'Мадонне', блещущей стеклом и никелем, и вошел к себе.
Весь мой азарт куда-то улетучился. Возможно, то было следствием телефонного разговора с Алисой и пережитым шоком. Мне не хотелось никаких открытий, никаких захватывающих путешествий в человеческие глубины.
Я слышал, но не слушал болтовню Любочки, смазывавшей мне виски и лоб гелем и подсоединявшей к 'Мадонне'. Где-то капала вода из плохо закрытого крана, и этот звук раздражал, как и зудение медсестры.
— …надеюсь, вы не забыли!
— Не забыл — о чем? — Голосок был так пронзителен и настойчив, что пришлось откликнуться.
— Ну, как же? О машинной 'очистке'. Вот, я специально кладу вашу левую руку, указательный пальчик рядом с нужной кнопочкой. Нельзя так рисковать, да и начальство сердить не стоит…
Дура. Но объяснять ей степень ее глупости — равно как идиотизма инструкции, предписывающей становиться потихоньку машиной, — пустая трата времени.
Я начал отсчет.
80, 79, 78… Мой череп становится свободным и полым… таким огромным, что в него помещается вся эта комната…
…64, 63, 62… Да что там комната — целый город со всеми его руинами и помойками… весь наш несчастный, затравленный мир поместился в меня, и еще осталось свободное место…
…50, 49, 48… При этом сам я сужаюсь — до размеров булавочной головки, до паутинной нити… становлюсь тенью тени, что может неслышно проникнуть куда угодно… в чужую душу, в чужую суть…
…37, 36, 35… Как можно быть одновременно огромным, словно вселенная, и крохотным, способным проникнуть в тайное тайных и все почувствовать и понять?… Ноль мыслей, чистота и пустота…
…26, 25, 24… Начали! Ничего-ничего, потерпи, родной, это все для дела…
… 18, 17, 16… Слияние, срастание… я 'ведущий' — он 'ведомый', но мы одно целое… Я есть он…
…2, 1, 0. Вошел!
'Заслон' — это не просто неприятно, как сказал Тимур. Это отвратительно. Не больно, но на грани боли, как при глотании резинового зонда, проникающего в желудок. Хоть я и был подготовлен — знал, на что наткнусь, столкновение оказалось ошеломительным и превысившим все ожидания.
Прервав контакт, я даже не смог доползти до джузи — сунул голову под струю ледяной воды прямо над раковиной в кабинете. От внезапного, слишком резкого выхода меня зверски мутило. Любочка носилась кругами, испуганно вереща, цепляясь колготками за стулья и предлагая то одно, то другое, а я даже не мог послать ее куда следует, поскольку язык не желал ворочаться…
А ведь начиналось все вполне мирно.
Очутившись в сознании Скуна, я слегка пошерстил его чувства и мысли — те, что лежали на поверхности. Выяснил, что я милейшему альбиносу не нравлюсь — считает меня выскочкой и хамом. (Особого удивления это открытие не вызвало.) Еще он был обижен на дочь: бросила его именно сейчас, когда он так нуждается в поддержке, и вернулась к своему 'респектабельному ничтожеству' — так он именовал про себя зятя. Впрочем, все это без особых эмоций: Тимур был прав — ненависть или сильное раздражение нашему общему 'ведомому' были не свойственны.
Цветовой фон не радовал: преобладало темно-серое и коричневое. В 'атмосфере' чувствовалась напряженность. Вот и славненько: будем искать ее истоки…
Заглянул в недавнее прошлое — скука смертная: ночные бдения в крошечной каморке детского садика для бедных… холостяцкие завтраки… одинокие прогулки в любую погоду… Копнул глубже — в то время, когда была еще жива жена. На редкость красивая женщина оказалась! И не капризная при такой красоте: спокойная, мягкая, с тихим достоинством. Что она нашла в заикающемся и бесцветном (во всех смыслах) типе?
Скун действительно безумно ее любил — дочка не соврала. Даже теперь, спустя восемь месяцев, мысли о ней занимали большую часть его сознания. Особенно часто он возвращался в день ее смерти. Память беспрепятственно пропустила меня туда, и я пережил это вместе с ним: мое сердце, как и его, разрывалось от боли. Разрывалось, но продолжало биться, и я умолял его остановить свой бег. Геннадий Скун принял тогда твердое решение покончить с собой и лишь ожидал подходящего момента. Он заставлял себя завершить все дела, отдать все долги, моральные и материальные, дыша и двигаясь на автопилоте. Мысль, что очень скоро он от всего освободится, помогала имитировать жизнь и действовать.
Подзаголовок — Повесть о Питере и о Трубе. Трубой назывался подземный переход у Гостиного двора. Одно время там играли уличные музыканты, пока милиция не прекратила это безобразие. И я была обитателем Трубы в мои шестнадцать… Жанр неопределенный: почти документальное повествование о реальных людях перемежается сказочным сюжетом. Главный герой — Питер. Живой и одушевленный, каким я ощущаю его в своих мечтах и снах. Очень надеюсь, что они на меня не обидятся, если прочтут и узнают себя: Тано, Лешка, Эклер, Егоров, Чайка, Злог… мои необыкновенные, незабываемые друзья.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Подзаголовок повести — "История о моем необыкновенном брате-демиурге". Это второй текст, написанный в соавторстве. В отличие от первого ("Nevermore"), мой вклад больше.) Жанр, как всегда, неопределенный: и фэнтези, и чуть-чуть мистики, и достаточно серьезный разговор о сути творчества.
Маленькая повесть-сказка, сон-фантасмагория. Очередное признание в любви моему Питеру — прекрасному и страшному, черному и серебряному, теплому и ледяному.
Это достаточно тяжелый текст. И жанр, как практически у всех моих вещей, непонятный и неудобоваримый: и "жесть", и психология, и мистика.
Маленькая повесть о любви. Два голоса, сливающиеся в один. Похоже на сказку, на выдумку, но я отчего-то знаю точно: так бывает. Хотя и очень редко.
Закари Ин ничего не знает о Китае. В школе преподают только западную историю и мифологию, а мама-китаянка не любит говорить о своем прошлом. Самое время пройти экспресс-курс, потому что маму Зака похитили демоны, которые пытаются открыть портал в подземный мир, а дух Первого императора Китая вселился в его очки дополненной реальности и комментирует все происходящее. Теперь у Зака есть всего четырнадцать дней до наступления Месяца Призраков, чтобы на пару с одним из самых печально известных тиранов в истории добраться до Поднебесной, украсть могущественные артефакты, сразиться за мир смертных и спасти маму.
Отправляясь хоронить надежды на самую бесперспективную окраину империи, Гайрон четвертый сын из дома Рэм даже не подозревает какую долю ему, на самом деле, уготовила безжалостная судьба. А пока он решает проблемы, бесполезной на первый взгляд провинции, империя начинает трещать по швам. Иллюстрации в произведении подобраны автором.
Пески и ветра, ифриты и джины, сокровища самого султана, и даже таинственный орден ашинов — полный тайн и загадок восток отнюдь не желает выпускать Ильдиара де Нота из своих жарких объятий. Чтобы вернуться домой, ему придется внимать голосам Пустыни и научиться играть по ее правилам. В то же время по следам отправленного в изгнание магистра отправляется его бывший оруженосец, а ныне — друг и соратник, сэр Джеймс Доусон, которому в его предприятии помогает старозаветный паладин Прокард Норлингтон. Но, на свою беду, рыцари делают остановку старом придорожном трактире, двери которого ведут вовсе не туда, куда бы хотелось его постояльцам. Теперь их путь лежит через Терновые Холмы — серый и безрадостный край, где живые люди лежат в присыпанных землей могилах, в небесах кружат желто-красные листья, а меж кустов колючего терна и цветущего чертополоха бродят опасные и вечно голодные твари…
Под полным контролем Джури и в абсолютном хаосе, Лила погружается в пучины ада, чтобы освободить Малачи от существ, которые десятилетиями жаждали мести. Но у Судьи своеобразный взгляд на ведение дел, и Лиле приходится работать на пару с Анной — новым капитаном, у которой очень личная миссия. Вместе они проникают в самое ужасное царство, с которым она когда-то встречалась в Царстве Теней — суровая местность, управляемая Мазикиными.Ставки как никогда высоки, и Лиле приходится принять помощь — и любовь — от людей, которых она едва ли знает или доверяет.
Сборник материалов по миру Вольного Флота. Страны, народы, расы, мелкие рассказы, не касающиеся основного повествования.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.