Грань - [23]

— Чтобы вы залезли туда и истоптали самое личное и дорогое своими грязными сапогами?! Ох, простите — своим тактичным присутствием? Ну уж, нет! С чего вы вообще взяли, что я стану вам в этом помогать?

Я посмотрел на нее с сочувствием.

— Мне казалось, вы любите своего отца и желаете ему только хорошего. Общение с 'Мадонной', знаете ли, не самая приятная процедура для 'ведомого'. Я все равно узнаю, что мне нужно, просто для этого потребуется больше времени и больше контактов.

Лора вновь пометалась по комнате и резко остановилась напротив меня.

— И что вы будете делать, когда найдете 'заслон'? Ведь его так просто не снять, насколько я понимаю.

— Это уже моя забота. От каждой двери имеется свой ключ, проблема лишь в том, чтобы отыскать его. А в этом я профессионал, поверьте.

— Хорошо, — она присела на диван, смирившись. — Я согласна с вами сотрудничать. Не ради ваших исследований — они мне глубоко безразличны, ради папы. Я хочу, чтобы ошибка поскорее разъяснилась и он вернулся домой. Но, говоря по правде, не представляю, чем могу вам помочь. Я совершенно не в курсе, что именно папа пытается скрыть. Могу только предположить, что это как-то связано с мамой. С ее смертью. Папа любил ее — очень сильно, нереально сильно. И она отвечала ему тем же. В детстве я бешено ревновала их друг к другу: они были так замкнуты на себе, что для меня почти не оставалось места. Вдвоем они были совершенны, как круг или сфера, а я была лишней деталью, нарушавшей целостность. А потом мама умерла. Да, оно самое — 'отказы', будь они прокляты. Я была уверена, что папа уйдет за ней. Первые дни он был как мертвый — не ел, не спал, не разговаривал. Ночами сидел у окна и смотрел во тьму. Я старалась быть с ним неотлучно, но он меня не замечал. И выражение глаз у него было… словами не передать. Потом стал постепенно выкарабкиваться — начал гулять в одиночестве, есть, спать. Однажды он вернулся с прогулки почти прежним — оживленным и разговорчивым, и принес мне чудесный подарок — браслет с бирюзой. Вот, — Лора повертела рукой, показывая нечто изящное, серебряное с голубым. — Помнится, мы тогда долго сидели на кухне, впервые после похорон мамы. И он заплакал — первый раз за все время. Благодарил меня за любовь и заботу и снова плакал, безудержно, как ребенок. А я радовалась, как ни дико это звучит: ведь я впервые почувствовала, что он меня любит. Меня, а не только маму. Я обрела отца, а он… Он вернулся к жизни. Пробудились новые силы и новые интересы. К прежней работе своей охладел, устроился сторожем — чтобы больше было времени для чтения и прогулок… У меня к вам большая просьба: пожалуйста, если вы поймете, что 'заслон' стоит именно на этих днях, не ломайте его. Уверяю вас, безумия или жестокости вы там не найдете — будет лишь одно кромешное горе. Вам это не принесет никакой пользы, а папе будет нестерпимо больно.

— Не могу обещать ничего определенного, но постараюсь работать с вашим отцом как можно мягче и тактичнее. Еще вопрос: не наблюдали ли вы в поведении отца после смерти вашей мамы какие-либо странности или новые привычки? Ведь эта трагедия наверняка должна была наложить отпечаток на его психику.

Лора задумалась.

— Да нет, вроде ничего странного или нового… Разве что вот: прежде мой отец не любил гулять, был домоседом. Даже в выходные выгнать его из дома было проблемой. А после смерти мамы, точнее, после своего возрождения — стал целыми днями пропадать на улице. Но в этом нет ничего странного: тяжело находиться в доме, где каждая деталь напоминает об ушедшем любимом человеке. Еще папа стал плохо спать: полночи бродил взад-вперед по своей комнате или лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Впрочем, так было раньше. Сейчас, думаю, все изменилось. Но точно сказать не могу: я ведь почти год не живу с отцом, со времени своего замужества. Когда я звоню ему по телефону, отец держится бодро, говорит, что все у него хорошо. Да и голос у него нормальный, живой.

— Что ж, спасибо за информацию. Думаю, она поможет мне разобраться с делом вашего отца и закончить его поскорее. И вы с ним увидитесь.

Я сопроводил эти слова дежурной улыбкой, но Лора не улыбнулась в ответ.

Она молча проводила меня до выхода. Когда я взялся за дверную ручку, дочь Скуна неожиданно схватила меня за рукав — с такой силой, что защемила кожу, и я чуть не вскрикнул от боли.

— Пожалуйста! — она моляще впилась мне в глаза и заговорила взахлеб: — Пожалуйста, не мучайте его сильно!.. Он очень-очень хороший человек. Светлый и добрый! А я — я плохая дочь. Так редко приезжаю к нему, и завтра опять должна уехать — позвонил муж и сказал, что тяжело заболела его мать, моя теща. Передайте, пожалуйста, папе, что я его очень люблю и приеду, как только его выпустят… выпишут?.. не знаю, как правильно. Мне отчего-то тревожно и страшно. Знаю, что глупости, бабские бредни, и все-таки нехорошо на душе. Словно я совершаю предательство, возвращаясь сейчас домой. Но вы ведь передадите ему, что он мне очень дорог и уехать меня вынуждают обстоятельства? Еще раз прошу, умоляю: не мучайте папу, не причиняйте боли — он и так сполна настрадался!