Графоманка - [9]

Шрифт
Интервал

— Таких любовников должны иметь все порядочные женщины, — вздохнула, наконец, Забугина.

— Поздравляю, — зло буркнула Ларичева, — ты одна из них.

— Ой, брось. Все лишь политес. Видимость, значит. Но и без этой малости трудно обойтись. Как вообще работать, если нет на месте Губернаторова?

— А скажи… Зачем ты меня при нем красить стала? Стыдно же это.

— Ты не понимаешь? — Забугина даже руками всплеснула. — Я дала ему понять, что ты женщина.

— А сам бы он не понял?

— Как же он поймет, если ты сама еще не понимаешь? Сначала тебя надо раскачать… Скажи, вот когда я косметичку достала и начала тут возиться вокруг… Ты что-нибудь чувствовала? Он смотрел на тебя неотрывно. На них иногда — это — действует.

— Да ну еще! Я такая позорная. Хотя он даже руку поцеловал…

— Вот видишь!

— Но мужчина должен первый…

— Да ничего он не должен, пойми! Он тоже со слабостями и хочет, чтоб ему потакали. — Забугина выгнула шейку и засверкала глазами. — И не обязательно это Губернаторов, хоть кто. Шеф у тебя сводки проверяет — ты не горбаться за три километра, подойди, обдай волной запахов. А ты синтетику носишь, какая уж тут волна. Прятаться надо скорей. На каблуки надо влезть. Что у тебя на ногах! Тапки. Жуть конопатая.

— Да вот, после родов никак не привыкну.

— Когда эти роды были! Давно и неправда. А ты все ходишь в клетчатом платье, обсыпанном перхотью. Стыдись. Вон в АСУПе продают костюм трикотажный с бархатной аппликацией. Купи.

— Небось, дорого.

— Ну и что? Тебе же много лет! Ты режешь глаз в такой дешевой одежде. Пора переходить на другой вид оболочки — классико, натюрель.

— Это чего?

— Это, видишь ли, неброские дорогие вещи и спокойные, натуральные цвета… Ну… У тебя есть дома что-нибудь настоящее, неподдельное?

Ларичева мучительно наморщила лоб.

— Настоящее — это значит природное. Ну, значит, это дети.

— Так-так. И ты можешь их себе на шею повесить вместо бус? — Забугина расхохоталась. — Тяжелый случай.

— А, так надо бусы? Сейчас, сейчас… Ларичев дарил мне янтарные бусы на годовщину свадьбы. Где же я их последний раз видела? Кажется, на дочкиной кукле…

— Отлично! А шапку из белой нутрии — в углу у хомяка, так? Все, с меня хватит. Мне очень тяжело проводить среди тебя культурную революцию. Я начинаю устанавливать диктатуру. Первое — звоню в АСУП. Второе — приношу ланком, тонак и все такое. И последнее — сажусь за отчет.

И села Забугина за отчет, и была в своей решимости хороша… Правда, она всегда невыносимо долго собиралась, но когда уж момент наставал, это видели все, все.

СКРОМНОЕ ОБАЯНИЕ ЗАБУГИНОЙ

Когда документ можно было сделать без напряжения, Забугина к нему не притрагивалась. А когда сроки срывались, она начинала развивать бурную деятельность. Поэтому за время отчетов порядком намелькивала у начальства в глазах своим боевым и озабоченным видом. Экономистки статотдела считали Забугину хитрой пройдохой, мол, любого потопит, чтобы выкрутиться самой. Но самих случаев потопления никто конкретно не помнил. Просто завидно было, что она из стрессов выбиралась без воплей. Вокруг нее вращались по орбите интересные личности — среди них, например, главный администратор театра, большой спец по холодильному оборудованию, молодой тележурналист, актер из столицы, фермер из глубинки, пресс-атташе стадиона, юрист большого автоцентра, фотохудожник — все они через полчаса знакомства целовали, намекали и проявляли в той или иной степени спонсорские замашки. Как она умудрялась иметь нескольких любовников сразу, никто понять не мог, хотя все шашни начинались буквально на виду. Как смотрел на это муж — тоже загадка. А сами любовники между собой не сталкивались. Мало того, они курили вместе в районе статотдела и постепенно образовывали нечто вроде дружеского кружка. Доставали друг другу запчасти для личных машин, обменивались коммерческими связями…

Изредка Забугина приходила к Ларичевой домой не со своим мужем, а с директором турфирмы или знаменитым театральным деятелем, и Ларичева, несмотря на сильную занятость, буйно радовалась. Потому что деятель, как правило, приносил с собой хороший ликер, а детям шоколад или апельсины. Сам Ларичев сразу выпадал из своей подпольной жизни и украшал общество остроумием. Все покатывались со смеху. Из темного угла извлекали гитару и пошло-поехало, бестолковщина и веселый базар до поздней ночи. В такие минуты Ларичева, сорвавшая аплодисменты, затуманенно смотрела на подругу. Век бы торчать на кухне. А то вот — из ничего появилось что-то.

— Забугочка, — говорила восхищенно Ларичева, — ну как ты умеешь?..

А Забугина была такая же точно по достаткам, то есть без достатков. Детей у нее не было. Спутник жизни не любил. И вообще мало чего в жизни сбылось. Но Забугина в петлю никогда не лезла и другим не давала. Она была очень высокая, широкоплечая, в веснушках, но слыла красавицей, потому что вечно всех охмуряла. Вне режима охмуряния Ларичева ее не видела никогда.

— Забуга, ты бы могла послужить в разведке?

— За сколько?

— За так. Во имя и на благо.

— Фу. А как насчет Штирлица? Штирлиц там будет? Ведь я женщина и ничто мужское мне не чуждо…

ПОЭМЫ

В тот день всех угнали под светлые своды общества “Знание” на конференцию, а Забугина с Ларичевой отчеты добивали с пылающими щеками. В статотдел заглянул человек в рабочем. Потом еще раз. Потом принес коробки с люминесцентными лампами и поставил в угол тихонько.


Еще от автора Галина Александровна Щекина
Тонкая Граня

Девочка Граня напевала итальянскую песенку и мечтала о самолетах. Но судьба ее сделала слишком крутой вираж и самолеты пропали за горизонтом. Именно в такой момент девушке встретился главный человек в ее жизни. Поможет ли он Гране перенести крушение мечты?


Рекомендуем почитать
Дорога в бесконечность

Этот сборник стихов и прозы посвящён лихим 90-м годам прошлого века, начиная с августовских событий 1991 года, которые многое изменили и в государстве, и в личной судьбе миллионов людей. Это были самые трудные годы, проверявшие общество на прочность, а нас всех — на порядочность и верность. Эта книга обо мне и о моих друзьях, которые есть и которых уже нет. В сборнике также публикуются стихи и проза 70—80-х годов прошлого века.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.