Графологический анализ - [2]

Было совсем темно. Лишь неверный свет с улицы давал некоторую возможность ориентироваться. Серёжа подошёл к окну и увидел, что внизу суетятся школьники, которых учителя смогли выгнать из здания. Но их было совсем мало.

Серёжа вздохнул и пожалел, что не схватил за руку Леночку. Как было бы хорошо, если бы сейчас они стояли рядом. Тогда можно было бы целоваться, а потом он набрался бы, наконец, храбрости и потрогал бы грудь девочки. И сказал бы ей, что любит её.

Серёжа снова вздохнул. Плохо без подружки.

Увы, он был один, а поэтому не было никакого смысла торчать здесь, на третьем этаже, нужно было спускаться вниз и топать домой.

И Серёжа медленно и осторожно пошёл к лестнице.

И тут он услышал.

Нет, вначале он решил, что ему почудилось.

Звук был странный. Словно кто-то шептался. Или тихо хихикал.

Серёжа пошёл на звук.

Он шел неуверенно, а потому держал перед собой растопыренную ладонь.

Чтоб не стукнуться обо что-нибудь носом.

И вдруг он понял.

Он понял, что это за звук, и откуда он исходит.

Серёжа стоял перед колонной, а за ней, с той стороны, расположилась парочка. Серёжа хотел рявкнуть, чтоб напугать их, то-то было бы весело.

Но что-то удержало его.

А фраза, которую он услышал, казалось, обожгла его.

«А ты не сдерживайся.»

Это было сказано девичьим голосом. Тихо, но отчетливо.

И ответ:

— Что, сегодня можно, да? — это сказал парень. Он дышал жарко. — Да, да! Давай! — это снова девичий голос. С каким-то всхлипом.

Серёжа узнал голоса.

Это были десятиклассники из их школы. Максим и Верка. Все знали, что они «ходят». В школе было много таких парочек, про которых так говорили.

Но Серёжа, конечно же, не знал, что отношения старшеклассников дошли до такого… Серёжа понял, что происходит с другой стороны колонны. Тихое, жаркое дыхание и звуки поцелуев. Поцелуев?

Нет, это были не только поцелуи.

Невыносимое желание взглянуть на то, как и что они делают заставило Серёжу слегка шевельнуться и осторожно выглянуть из-за колонны.

Чуть-чуть.

Глаза его уже адаптировались к темноте, и он всё увидел.

Он увидел и обмер от удивления.

Он ожидал, что они стоят, обнявшись. Или лежат на полу. Или сидят. Но нет.

Картина была совершенно иная.

Верка стояла, согнувшись. В поясном поклоне. Её платье было завернуто на спину. Её голые бедра и зад выделялись в темноте ярким белым пятном. Максим стоял сзади Верки и, придерживая руками её попу, прижавшись к ней, делал ритмичные, интенсивные толчки нижней частью своего тела. Его ноги были голыми, а брюки болтались где-то ниже колен, почти у пола.

Они… Страшно сказать… Они сношались…

Серёжа передвинулся назад, так, чтобы они не могли его заметить. Собственно, увидеть его они не могли, потому что он смотрел на них сбоку и Веркиной головы он, вообще, не видел. Но Серёжа всё равно спрятался. Потому что почувствовал, что ещё чуть-чуть и его сердце выскочит из груди. Так сильно оно стучало.

Он жадно хватал воздух и не мог надышаться. Наверное, нужно было уйти, но ноги стали ватными.

И тут Верка стала как-то странно постанывать.

«Что это с ней?» — испуганно подумал Серёжа.

— Что? Кончаешь? — заботливо спросил Максим. — Да! Да! Я уже близко, — плачущим голосом ответила Верка. — Щас, я тебя догоню, — пробурчал Максим.

И он запыхтел резко и энергично.

Верка приглушенно вскрикнула.

— Тише ты, — недовольно прогудел Максим. — Ой! Я не могу! Ой! — взвизгнула Верка. — Можешь! — прохрипел Максим.

Серёжа почувствовал, что он сейчас умрёт.

Или лопнет.

И вот тогда он сунул ладонь под ремень своих брюк и прикоснулся к своему торчащему органу, раз, другой, третий и дикая, хмельная энергия похоти и страсти сильной струей выплеснулась из него.

И ещё, и ещё, и ещё.

Там, рядом, за колонной, видимо, происходило что-то подобное.

Потому что Максим тихо и удовлетворенно рычал и урчал. А Верка скулила и стонала, вскрикивала и, казалось, рыдала.

И Серёжа, собрав последние силы, стал отходить от колонны.

Шаг, ещё шаг. Ещё. Ещё.

Ну, вот. Здесь уже неопасно.

Серёжа пошёл, держась рукой за стену. Он шёл в сторону другой лестницы.

Он так и не понял, как дошёл домой.

В тот же вечер, засыпая в своей кровати, он вспомнил всё, что увидел и пережил там, на третьем этаже, у колонны.

И стал трогать себя рукой. Было сладко, волнительно, трепетно. Он представил, что это не Макс, а он обрабатывает Верку. Потом он подумал про Леночку, и от этой мысли ему стало совсем хорошо.

И он опять разрядился долгим, мучительно-сладким оргазмом.

И почти сразу провалился в глубокий сон.

И если прежде, под утро, ему всегда снилось, что он овладевает какой-то девочкой (чаще всего Леночкой), то теперь он спал, как младенец, без этих стыдных поллюций, без эротических сновидений.

С того дня и началось.

Он делал это каждый день. Он делал это несколько раз на день. Однажды он сделал это семь раз за день.

И понял, что это чересчур.

Он делал это перед сном и засыпал, как убитый. Он делал это в кабинке школьного туалета, после чего плохо соображал на уроке и отвечал невпопад.

Повод для самоистязания мог быть самым неожиданным.

Он поднимался по школьной лестнице, а впереди шла Аллочка из десятого. Сережа смотрел на её высоко обнаженные ноги, взгляд его воровато скользил под короткую девичью юбку — и всё. Нужно было бежать в кабинку школьного туалета.