Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820 - [63]

Вскоре мы убедились, что Австрия действует заодно с Россией. Князь Понятовский еще не достиг Кракова, как австрийский фельдмаршал уже уступил место русскому авангарду под командой генерала Чаплица, которому, как поляку, было поручено распространить прокламации своего государя, полные всевозможных уверений и соблазнительных обещаний. Узнав о великодушных намерениях императора Александра, министры Матусевич, Мостовский и Соболевский с графом Замойским во главе вступили с эмиссарами русского правительства в тайные переговоры, за которыми следил Биньон, вернувшийся из Вильны и получивший приказ отправиться вслед за князем Понятовским в Краков.

Обманутый в своих несбыточных надеждах, близкий друг и доверенное лицо Александра князь Адам Чарторижский не сомневался, что государь имеет великодушное намерение вернуть Польше ее первоначальную независимость, и считал своим долгом служить царю. Однако он не предвидел, что старая русская партия воздвигнет непреодолимые преграды всем попыткам к возрождению Польши.

Вот тогда и выступил на сцену Новосильцев, сыгравший позорную роль в истории нашей несчастной страны. Он сделал вид, что разделяет патриотические надежды Чарторижского и либеральные стремления Александра, и ему удалось втереться к ним в доверие, успокаивая в то же время русских вельмож относительно осуществления великодушных идей молодого государя и тайно пользуясь громадным состоянием князя Чарторижского для удовлетворения своей потребности в роскоши и разгуле. Появившись на политической арене благодаря интригам, он с тех пор стал оказывать на дела роковое влияние и был назначен членом временного правительства.

Так обстояли дела, когда князь Понятовский, расположившись со своим корпусом в Кракове, все еще ожидал приказаний Наполеона. Александр, считая момент вполне благоприятным для отделения Польши от Франции, сделал князю самые выгодные для Польши предложения, и тут Понятовский произнес слова, обнаружившие его полную благородства натуру: «Я не приму никаких предложений, как бы они ни были соблазнительны, если их надо купить ценой бесчестия».

Посланный уехал, ничего не добившись.

Но Пруссия пошла еще дальше. Князь Антон Радзивилл, муж принцессы Луизы Прусской, двоюродной сестры короля, прибыл в Краков с тайными поручениями, дав понять князю, что наступила минута, когда его стремление занять польский престол не удивило бы никого, тем более что королевская власть в Польше основана на выборном начале. Он доказывал, что судьба Польши тесно связана с подобным справедливым честолюбием и никогда история не бросила бы упрека доблестному полководцу, если бы он решил покинуть французские знамена, чтобы развернуть свои собственные.

Эта вкрадчивая речь сопровождалась самыми льстивыми похвалами. В своем ответе Понятовский заявил, что, желая оставаться достойным уважения, оказанного ему монархом, считает своим долгом дать вполне откровенный ответ. Он категорически отказывается от предложений, которые, говоря правду, его больше удивили, чем польстили. «Я поклялся, – добавил он, – что не отделю судьбы моей родины от судьбы Наполеона, который один протянул нам руку».

Затем князь Понятовский предложил князю Радзивиллу оставить Краков в двадцать четыре часа, предупредив, что даст знать обо всем случившемся Биньону.

После этого Наполеон стал оказывать Понятовскому особое доверие, и у него даже зародилось намерение посадить князя на польский престол, если только позволят обстоятельства. Увы, с этого надо было бы начинать! К несчастью, недоверие и презрение к людям вообще часто заставляли Наполеона составлять ложные представления об отдельных личностях. Я видела письмо, в котором дядя рассказывал о своей беседе с Наполеоном в Дрездене в то время, когда шли переговоры о мире, который можно было тогда заключить на подходящих условиях. Император пожелал узнать мнение князя об этом важном вопросе. Понятовский ответил не раздумывая, с чисто солдатской прямотой:

– Если ваше величество приказываете мне высказать мое мнение, то я думаю, что было бы благоразумно теперь заключить мир, чтобы потом начать войну при более благоприятных условиях.

– Может быть, вы и правы! – воскликнул Наполеон. – Но я буду продолжать войну, чтобы заключить потом более благоприятный мир! Будущее решит, кто из нас прав!

И, говоря это, он с такой силой дернул шнурок сонетки[46], которой играл в продолжение всего разговора, что лакей моментально вбежал в комнату.

Тринадцатого апреля 1813 года польская армия получила приказ к выступлению. Она прошла Богемию и сосредоточилась в Циттау, в Саксонии. Спустя много лет, по дороге в Карлсбад, проезжая через эту прекрасную страну, я имела счастье убедиться, с какой любовью и почитанием относятся здесь к памяти князя Понятовского.

Лето 1813 года стало свидетелем последних чудес гения Наполеона. Солнце Аустерлица еще освещало битвы при Лютцене и Бауцене, но поражение при Лейпциге уже подало сигнал к падению колосса. Император встретился с князем Понятовским в Делице. Ознакомившись со всеми пунктами, откуда можно было ждать нападения неприятеля, он поручил полякам защиту самого важного из них. В продолжение всего 16 октября они удерживали позицию, хотя в их распоряжении было гораздо меньше сил, чем у неприятеля.