Графиня Дракула - [9]

Одна из подбежавших женщин — грязная крестьянка, только что вылезшая со скотного двора, ударила деревянным колом мою кормилицу. Острый кол пронзил ее насквозь, кормилица схватила его обеими руками, попыталась вырвать его из собственной плоти, но силы оставили ее.

На служанку набросился один из мужчин. Он держал в руках ржавую саблю, он сорвал со служанки одежду, связал ей руки и повалил на землю. И пока двое других преступников держали ей ноги, он набросился на нее, как зверь, спустив штаны. После того, как он завершил свое нечистое дело, он заколол ее ржавой саблей.

Мои сестры прижались к стволу дуба. Я не видела их, но чувствовала, как трепещут от страха их сердца. Я молила души, которые окружали меня, позволить мне пошевелиться, я молила дракона, который жил во мне все это время, снова отделиться от меня и спасти моих милых сестер. Дракон смотрел на меня огненными глазами, готовый к прыжку, но души, которые меня окружали, не давали ему отделиться от меня. Мне кажется, что то была их месть мне за то, что я некогда сжигала их плоть и поглощала ее на болоте.

Я не видела моих сестер. Густая крона дуба, к стволу которого я была привязана, как в те давние времена, когда меня принесли в жертву дракону, скрывала от меня происходящее. Я слышала треск срываемой с них одежды. Слышала, как их валят на землю. Слышала звуки, подобные тем, которые издавал тот, который надругался над моей служанкой. Все во мне горело, дракон во мне, казалось, вот-вот вырвется наружу. Но он молчал. Я все отдала бы за то, чтобы он проснулся.

Когда довольные крики насильников и жалобные стоны моих сестер утихли, под дубом слышалось лишь тяжелое дыхание развратников, лишь злобные смешки женщин, которые пришли с ними, да дрожь моих сестер. Я слышала, как мелко стучат их зубы, я слышала, как каждый их вздох оканчивается тонким свистом, который вот-вот перейдет в рыдание. Я чувствовала их боль, их стыд и их страх.

Враги не остановились. Они решили довести дело до конца. У женщин уже были готовы две веревки, которые те, помогая друг другу, перекинули через ветку дуба. Потом они завязали грубые петли на концах веревок, подтащили к тем петлям моих сестер и набросили петлю каждой из них на шею. Убийцы, будто ведра воды из колодца, подтянули моих бедных сестер почти к самой ветке дуба, а свободные концы веревок привязали к его стволу. Девочки бились на веревках, их рты открывались в беззвучном крике, глаза выскакивали из орбит. Руки, связанные за спиной, едва не ломались от тщетных усилий. Последние предсмертные судороги прекратили их мучения. Крестьяне ушли. Я запомнила, куда они ушли…

*****

Всю ночь я просидела на том дереве. Когда на землю упала ночь, те души, которые меня окружали, растаяли. Они выполнили то, чего желали. Тогда я и дракон снова разделились. Он стал куда больше и сильнее, чем то мирное древнее существо, которое довольствовалось парой жертв в год. Он стал беспощадным, как сама смерть. Огонь, который исходил из его пасти, мог сжечь всю землю, если бы я дала ему волю. Когда дракон отделился от меня, я снова увидела мир другими глазами. Но это было не то видение, которое я уже испытала. Я поняла, что мир теперь видится мне с трех разных сторон. «Кто он, тот третий, который видит мир настолько необычно, что я пока даже не могу понять, что именно я вижу через его сущность?» — подумала я. Но не было сил разбираться в этом. Сестры требовали отмщения.

Ночь подошла к концу. Стараясь не глядеть на моих милых сестер, маленькие, почти кукольные, тела которых уже окоченели, стараясь не видеть ни кровь, которая запеклась на их разорванной в клочья одежде, ни этих ужасных гримас, в которые превратились их милые личики, я слезла с дерева и пошла, ничего не видя перед собой. Я знала, куда идти. Стоило мне сделать несколько шагов — и как будто из воздуха появился прекрасный конь. Не знаю как, но я каким-то чудом оседлала его. Мне сразу не поверили, но им пришлось, когда нашли следы насилия и мертвые тела, когда раскрыли заговор против нас, который родился в отупевших головах тех крестьян. Заговор, который молчаливо поддерживали и другие. Жадность управляла ими. Они готовы были расправиться со всеми, захватить себе наш дом и земли, и если бы не их природная медлительность, они так и поступили бы.

Тех крестьян нашли. Именно тех мужчин и женщин, которые бесчинствовали у дуба. Мне и раньше приходилось видеть, как наказывают восставших холопов. Я видела, как их до костей обдирают тяжелым кнутом за провинности, как им выжигают глаза, вырывают пальцы, видела, как корчатся в пламени костров нечистые женщины. Я видела смерть и страдания. Они были обычным делом во времена моего детства. Но за все то, что совершили эти люди, они должны принять такие страдания, по сравнению с которыми обычные наказания кнутом можно счесть милой шуткой. И смерть по сравнению с этими страданиями — желанный подарок, которого будет ждать каждый из них.

Долго ли придется ждать? Это зависит теперь лишь от меня. Я вызвалась сама воздать им по заслугам. Мои родные были так подавлены случившимся, что не думали о том, чтобы мне возразить или удержать меня. Я после той ночи на дубе ночи, пронизанной тихим безнадежным плачем моих милых сестер, перестала быть ребенком. Когда все было кончено, мой дракон ненадолго забылся.