Граф Савва Владиславич-Рагузинский - [16]
Наконец, если бы князь Лука все-таки переселился в Дубровник, то остался бы там навсегда, как это было с другими герцеговинцами. Если бы он остался в Дубровнике, тогда не возникло бы народное предание о нападении Ченгичей, которое действительно случилось в то время, о чем и сообщают в своем письме боснийскому визирю Сима и Каида.
Судя по всему, родители Саввы не жили в Дубровнике, что весьма важно для изучения дальнейшего духовного развития Саввы и его великой и плодотворной жизни.
Маловероятно и то, что князь Лука Владиславич, который якобы скончался в Дубровнике, был перезахоронен в монастыре Житомислич. Правительство Дубровника и в самом деле, исходя из своего католического вероисповедания, вплоть до XIX века не разрешало хоронить православных сербов на своей территории, и покойников увозили хоронить в Герцеговину. Если бы отец Саввы действительно умер в Дубровнике и тело его перевезли в монастырь Житомислич, то это нашло бы отражение в монастырских книгах, или же в народных преданиях. Однако подобные следы, как мы установили, начисто отсутствуют. А если бы его могила действительно находилась в Житомисличе, то народ сохранил бы память о месте упокоения одного из самых уважаемых людей, отца Саввы Владиславича, прославившегося по всей Сербии еще в XVIII веке. Тем более что в монастыре с великим почтением хранятся подарки, присланные Саввой из России с личными посвящениями, равно как хранятся его дары и в Пиве, в Топлой и в Рисно.
Один русский источник утверждает, что Савва Владиславич родился в Херцег-Новом, другой русский же источник подтверждает это, но указывает иной год его рождения (1670). Также там говорится, что Савва крещен в церкви в Топлой, неподалеку от Херцег-Нового. Сербский писатель Томо К. Попович пишет в одной из своих книг, что Савва родился в Баере, чуть выше Херцег-Нового. В самом деле, если бы князь Лука Владиславич жил в Дубровнике и родил бы там сына, то вполне возможно, что крестил бы его в церкви в Топлой – ближайшей православной церкви в Приморье. Церковь в Топлой действительно существовала во время рождения Саввы, ее построили еще во времена венецианского владычества на фундаменте разрушенной мечети. Но о рождении Саввы в Баере и крещении в Топлой нет никаких убедительных свидетельств, кроме сообщенных Томо К. Поповичем, который не приводит ни одного документа в доказательство своей версии. К тому же если Савва родился в Гацко, то его не могли крестить в Топлой, поскольку эти места отстоят достаточно далеко. Савва посылал из России подарки церкви Вознесения Христова в Топлой, но он богато одаривал и другие церкви в Герцеговине и Приморье. Все это доказывает, что Савва родился не в Дубровнике и не в Херцег-Новом.
Возможно, еще до катастрофы в Ясенике Владиславичи какое-то время проживали в Дубровнике, но не всей семьей, поскольку Кончаревич в «Летописи» утверждает, что Савва Владиславич, сын князя Луки из Гацко, жил в Дубровнике до 1677 года, водя дружбу «с самыми уважаемыми аристократами». Вероятно, сразу после этого Савва Владиславич переселился в Царьград. Это документально подтверждается его контактами с дубровницким консулом Лукой Баркой в последнее десятилетие XVII века.
Наряду со всем сказанным кажется странным, что именно в русском Сенате находятся сведения о семье Владиславичей, которые, очевидно, если не ошибочны, то наверняка не полны. Если бы Савва сам был сенатором и лично бы представил Сенату свой curriculum vitae, то и тогда он не рассказал бы обо всем; если же его родословная была написана кем-то другим, тогда она просто неверна – по крайней мере, мы обладаем несколько иными сведениями. Житомислич ни в коем случае не является местом его рождения, а факты рождения Саввы в Баере и крещении в Топлой ничем не подтверждаются.
2
Факты связей семьи Владиславичей с правительством Дубровника мы впервые обнаруживаем в письме дубровницкого консула Луки Барки, написанном во времена Морейской войны и датированном 2 января 1692 года. Между тем, письмо косвенно подтверждает, что эти связи существовали и ранее. В подборке документов этого консула, хранящихся в Архиве Дубровника, мы нашли много писем, в которых говорится о signori Vladislavich, иногда о Дуке, иногда о Савве. Это официальные письма Барки: одно от 10 марта 1692-го года, второе от 1 августа 1693-го, третье – от 21 октября 1693-го, четвертое – от 11 марта 1699-го; вероятно, есть и другие письма, которые мы не сумели обнаружить. В том же Архиве сохранились и три личных письма Дуки Сенату Дубровника: одно написано в 1699-м, второе, вероятно, в 1704-м, третье – в 1705-м.
Все указанные выше письма являются дипломатической перепиской сената Дубровника с его представителем в столице Турции. В то время султан пребывал в Эдирне, а турецкое правительство – Диван, или Высокая Порта – оставалась в Царьграде до тех пор, пока в Эдирне не свергли султана Мустафу II и на престол не взошел его брат Ахмед III, который вернул столицу в Царьград. Кто-то из Владиславичей в то время проживал в Фоче, по крайней мере Дука, который регулярно рекомендовал властям Дубровника курьеров для связи с их царьградским представителем, и Барка сотрудничал с курьерами, через которых отправлял свою дипломатическую почту в Дубровник.
«Рассуждения о Греции» дают возможность получить общее впечатление об активности и целях российской политики в Греции в тот период. Оно складывается из описания действий российской миссии, их оценки, а также рекомендаций молодому греческому монарху.«Рассуждения о Греции» были написаны Персиани в 1835 году, когда он уже несколько лет находился в Греции и успел хорошо познакомиться с политической и экономической ситуацией в стране, обзавестись личными связями среди греческой политической элиты.Персиани решил составить обзор, оценивающий его деятельность, который, как он полагал, мог быть полезен лицам, определяющим российскую внешнюю политику в Греции.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.