Граф Никита Панин - [9]

За спиной скрипнула дверь. Панин вздрогнул от неожиданности и обернулся. В проеме показалась заспанная физиономия лакея: "Ваше превосходительство, - прошептал он испуганно, - к Вам господин офицер, кажись, Орловым назвались, требует немедленно разбудить". Панин тяжело вздохнул, перекрестился. Вот и началось. Он подошел к постели великого князя. Мальчик спал беспокойно, что-то шептал, хмурился во сне. Панин тихонько положил ему руку на лоб, погладил по волосам. "Вставайте, Ваше высочество, нынче нам предстоит трудный день".

Около восьми утра Панин с цесаревичем подъехали к Казанскому собору. Карету пришлось остановить: площадь перед храмом была вся заполнена народом. За рядами гвардейцев, окружавших собор, теснились солдаты армейских полков и петербургские обыватели, разбуженные ранним шумом и желавшие поглазеть на необычайные события. На фонарные столбы и на деревья карабкались бойкие петербургские мальчишки. Толпа гудела взволнованно и радостно. "Ура государыне императрице!" - выкрикнул кто-то. "Ура-а-а!" - подхватили сотни голосов.

На ступенях собора Панин заметил Григория Орлова. Тот стоял подбоченясь, гордо озирая площадь, как полководец, только что одержавший блестящую победу. Увидев Панина, он нарочито громко крикнул: "Ура матушке-императрице Екатерине Второй!" - и чуть тише добавил: "Кто помянет о регентстве - заколю своими руками".

После торопливого молебна Екатерина в сопровождении гвардии отправилась в Зимний дворец. Наскоро собранные члены Сената и Синода, испуганные и растерянные, спешно приносили присягу новой самодержице, а из дворца уже летели гонцы с известием о государственном перевороте. Пока дела шли неплохо, но о победе говорить было рано - Петр III все еще оставался на свободе.

После долгих совещаний решили идти на Ораниенбаум, где находился император. В распоряжении Петра Ш был отряд голштинцев около пяти тысяч человек. Вояки они неважные, да будь их и больше - вряд ли они устояли бы против гвардейских полков. В поход выступили на следующий день, в субботу утром. Готовились к схватке, но кровопролития не произошло. Петр III, бежавший в Петергоф, отказался от борьбы и подписал отречение от престола. Бывшего императора вместе с его любовницей Елизаветой Воронцовой поместили в одном из павильонов Петергофского дворца. Усталые, голодные гвардейцы бродили по парку, отпуская в адрес Петра III затейливые ругательства. Где-то достали вино, и началась всеобщая попойка. Разгулявшаяся гвардия явно собиралась учинить над своим бывшим императором расправу. Панин насилу собрал батальон надежных солдат, чтобы окружить павильон. На Петра Ш тяжело было смотреть. Он сидел бессильный и безвольный, постоянно плакал. Улучив минуту, бросился к Панину и, ловя руку для поцелуя, зашептал: "Об одном прошу - оставьте Лизавету со мной, именем господа милосердного заклинаю!" Панин обещал доложить императрице и поспешил уйти. В тот же день Петра III под эскортом надежных солдат отвезли в Ропшу, а его любовницу по приказу Екатерины посадили в дормез и отправили в Москву.

Спустя несколько дней курьер доставил из Ропши сбивчивое сообщение, посланное Алексеем Орловым. Нетвердой рукой явно пьяный Орлов писал о том, что бывший император скончался по невыясненной причине.

При дворе события 28 июня восприняли спокойно. Одни знали о готовящемся перевороте, другие догадывались, а третьи просто чувствовали, что какие-то изменения неизбежны. Петербуржцы встретили весть о свержении Петра III с радостным оживлением, которое, впрочем, продолжалось недолго. Жизнь быстро возвратилась в свою прежнюю накатанную колею. Если кому и прибавилось забот, так это иностранным дипломатам, в их службе начиналась самая трудная пора. Смена монарха - событие чрезвычайное, оно может привести к серьезным изменениям в политике государства. Как поведет себя новая императрица, с какими мыслями взошла она на российский престол? Послы европейских держав, торопя курьеров, отправляли депешу за депешей, сообщали последние слухи, строили предположения, запрашивали новые инструкции.

Из донесения австрийского посла в Петербурге Флоремунда Клавдия графа Мерси д'Аржанто государственному канцлеру графу Кауницу

(Шифровано). Что касается до настоящего времени, то, во-первых, более чем вероятно, что характер новой Государыни, составленный из бурных страстей и странных идей, сделает ее царствование, как в хорошем так и дурном, весьма оживленным и деятельным. Во-вторых, так как Панин был главным орудием к возведению на престол новой Государыни и через то достиг непременного права руководить ею в делах правления, то он, конечно, сумеет искусно согласовать сохранение собственного кредита со страстями Императрицы. Этот министр чрезвычайно своенравен и искусен в предприятиях, выгодных для его конечной цели.

Если у Панина и были какие-то конечные цели, то в первые недели после переворота он думал о них меньше всего. Забот оказалось столько, что только успевай поворачиваться. Екатерина то и дело посылала за ним, давала все новые поручения, требовала писать мнения и записки. Панин сидел на заседаниях Сената и выполнял роль связующего звена между сенаторами и императрицей, он должен был вести переговоры с голштинскими родственниками бывшего императора и утрясать их многочисленные претензии, ему надо было организовать отправку обратно в Германию голштинских "героев" и еще бог знает сколько других более мелких дел. Одновременно он выдерживал натиск иностранных дипломатов, пытавшихся выяснить, что же происходит в России. Екатерине очень нужна была его помощь. У нее не было ни опыта, ни практических знаний, необходимых для решения текущих вопросов государственного управления, и Панин добросовестно делал все, что от него требовалось.