Граф из Техаса - [71]

Его лихорадочное возбуждение передалось Люсинде, и ее руки, судорожно расстегнув пуговицы на его брюках, тоже отправились на поиски его спрятанного секрета. Вскоре они обнаружили его, и ее пальцы, нежно обвившись вокруг, легкими движениями вдохнули в него жизнь.

Прескотт застонал и потянул ее за собой на пол, позволив ей сесть сверху него в то время, как сам занял удобное положение внизу. Он закрыл глаза, так что не мог видеть, а только ощущал влажную бархатистую мягкость, окружающую его, и тугие сокращения, которыми Люсинда доставляла ему величайшее удовольствие.

В момент, когда он почти достиг состояния ослепительного блаженного экстаза, Прескотт открыл глаза, чтобы увидеть ее. Ее голова была запрокинута назад, раскрытым ртом она заглатывала воздух, и после этих судорожных вдохов слышались тихие стоны наслаждения. Она издала длинный тихий крик и упала вперед, совершенно истощенная, в то время, как он излил в нее свою сперму.

— Ты доведешь меня до смерти, дорогая, — прошептал он, когда у него опять прояснилось сознание. — Всю ночь вчера, один раз сегодня утром и вот опять. У тебя когда-нибудь иссякнет энергия?

Все еще тяжело дыша, она рассмеялась.

— По-моему, ты сказал, что можешь справиться с женщинами.

— И ты таким образом решила меня проверить?

— Ты все это начал, Прескотт, а не я.

Она приподнялась и пристально посмотрела ему в лицо.

Под лучами яркого солнечного света, струящегося через окно библиотеки, ее черные волосы блестели, отливая синевой, ее глаза казались еще ярче, а зрачки походили на маленькие блестящие угольки. Он поднял руку и нежно прикоснулся к ее шее, лаская большим пальцем подбородок и нижнюю губу.

— Боже, как ты прекрасна. Ты самая прекрасная женщина, которую я когда-либо видел в жизни. Я люблю тебя, Люсинда.

При этих словах на ее лице сразу же расцвела счастливая улыбка.

— Я тоже люблю тебя.

Прескотт знал, что это действительно было так. Он опять захотел попросить ее выйти за него замуж, но зная, каким будет ее ответ, решил не тратить слов попусту. Вместо этого, он предпринял другой подход, тот, что напомнит ей о сомнительном положении, в которое она сама себя поставила.

— Как ты думаешь, мы на этот раз сделали себе ребенка?

При его упоминании о жестокой реальности, глаза Люсинды потускнели, и улыбка исчезла с ее лица.

— Ты хочешь ребенка?

— От тебя? Черт, конечно! Я хочу иметь детей, полный дом наших детей.

— Рейвенс Лэйер — ужасно большой дом, Прескотт.

— Да, это верно. Похоже на то, что нам с тобой придется хорошенько потрудиться, не так ли?

Она осторожно высвободила себя и поднялась на ноги, отвернувшись от Прескотта в то время, как он поправлял свою одежду.

— Не делай этого со мной, Люсинда, — сказал он, следуя за ней к окну. — Не делай этого с нами.

— Не делать что?

— Не уходи от меня, когда я говорю о нашем будущем и о наших детях. У нас будут дети, и ты это прекрасно знаешь. Мы не можем продолжать заниматься любовью и не сделать их.

— Да, я это знаю.

— Тогда что беспокоит тебя?

Она покачала головой.

— Я думаю, как все это грустно.

— Я не вижу ничего грустного в том, если у женщины и мужчины, которые любят друг друга, появится ребенок. Так и было задумано нашим Творцом.

Когда она повернулась к нему лицом, слезы сверкали на ее глазах.

— Они будут незаконнорожденными, Прескотт, так же, как и я.

— Только если ты позволишь им быть незаконнорожденными. Я мог бы дать им свое имя, и ты знаешь это, но у тебя в голове засела упрямая мысль, что… Черт, это не важно. У них будет мое имя.

— Ты усыновишь их?

— Усыновлю? Настоящий отец не может усыновить своих собственных детей. В тот же момент, когда они родятся, я покрещу их в баптистской церкви как Трефаро.

— Они будут Трефаро в любом случае.

— Да, хорошо, но ты знаешь, что я имею в виду. Я прослежу, чтобы мое имя было записано как имя отца в местных учетных журналах, или в церковно-приходских книгах, или в любого рода записях, которые вы ведете здесь в Англии.

— И тебе не будет стыдно — ведь все узнают, что ты являешься отцом незаконнорожденных детей?

— Стыдно? Если ты будешь их матерью, мне не будет стыдно ни за одного ребенка, который у нас когда-либо родится. Я люблю тебя, черт побери, разве ты себе этого еще не уяснила?

— Я знаю, и я тоже люблю тебя. Но факт остается…

— Чепуха! — он схватил ее руки и крепко сжал их в своих ладонях. — Я, Прескотт, беру тебя, Люсинду, себе в жены. Я клянусь любить и заботиться о тебе с этого дня навеки, в богатстве и бедности, в болезни и в здоровье, покуда смерть не разлучит нас.

— Что ты говоришь?

— То же самое, что сейчас скажешь ты.

— Прескотт! — она попыталась высвободить свои руки из его ладоней, но он только сжал их еще сильнее.

— Скажи эти слова, Люсинда.

— Но…

— Если ты любишь меня, ты произнесешь их.

«Обет верности», — подумала она. Хотя их союз и не будет законным в глазах Короны и Церкви, друг перед другом они будут мужем и женой. И если он не мог стать для нее ничем большим, то пусть будет так.

— Я, Люсинда, беру тебя, Прескотта, себе в мужья. Клянусь любить и заботиться о тебе…

— Клянусь любить и заботиться о тебе с этого дня навеки…

— Покуда смерть не разлучит нас.