Граф и Анна - [5]
К у б ы ш к а (так же заискивая). Небось идиот-идиотом, а как захочет к вечеру жрать, так никто, кроме матери, его ни накормит, никто не обует, не погладит штаны и рубашку, не погорюет над ним, над идиотом, злодеем, каких еще в жизни никто не видывал!
А ф р о д и т а (продолжает качать копилку-свинью, начинает выть жалобным голосом). И-эх-хе-ее! и то правда, подруга-Кубышка, несчастная-разнесчастная я мамаша, несчастнее меня никого не сыщешь в этом проклятом городе! одна отрада, одна подружка, одно белое ненасытное брюшко и осталось теперь у меня, что эта родная белая свинка! эта милая гипсовая копилка, которая милее мужа и сына, которая ни каши не требует, ни молока, которой не нужны ни штаны, ни самые распоследние грубые башмаки; которая сама тебя и кормит, и поит, которая и сама твоя распоследняя надежда и отрада на свете; которая так приятно, так мелодично и музыкально звенит (подносит копилку к уху и встряхивает ее), что нет в мире музыки чище и приятней, чем эта.
Г р а ф во все время беседы А ф р о д и т ы с К у б ы ш к о й неподвижно и прямо сидит в кресле-качалке.
К у б ы ш к а благожелательно смотрит на А ф р о д и т у и опускается на стул возле стола.
К у б ы ш к а (благожелательно, ласково). А признайся-ка мне, любезная Афродита, ведь свиньи, будь они настоящие, или слепленные из гипса, гораздо дороже тебе, чем настоящие люди?
А ф р о д и т а (улыбаясь, отнимая ухо от гипсовой копилки-свиньи). Твоя правда, любезная подруга-Кубышка, дороже, еще как дороже!
К у б ы ш к а. А признайся-ка мне еще, любезная Афродита, что иная свиная протухшая шкварка, забытая на соседней помойке, дороже тебе, чем вся человечья ученость на свете, чем все на свете умные головы, вместе взятые, чем все их проклятые музеи и школы, все эти модные высшие учебные заведения, расположенные в столице, куда улетают время от времени некоторые юные выскочки из нашего города? что свинья для тебя и отец, и мать, и Господь Бог, который, как известно, сотворил все в мире живое, в том числе и саму эту свинью? что сама ты, Афродита, будь твоя воля, родилась бы большой откормленной свиноматкой, или надутой от счастья, затейливо размалеванной копилкой из гипса, внутри которой тесно от золотых округлых монеток? которая так и лоснится от своего золотого сытого счастья?
А ф р о д и т а (мечтательно поглаживая копилку-свинью). Так, дорогая моя Кубышка, так, милая моя подруга-товарка, все так, как ты говоришь, и даже еще больше, намного больше. Не нужны мне, Кубышка, ни мать, ни отец, ни муж, которого вечно приходится гнать на работу, и который еще, чего доброго, будет в конце-концов воротить нос от моих любимых розовых шкварок; да еще, чего доброго, будет учить тому же своего разнесчастного сына; ты ведь помнишь, Кубышка, что именно так все здесь и случилось, что законный мой муженек, брак с которым, как известно, заключился на небесах, не вынес моих ежедневных, свиных и розовых шкварок, собрал свой морской старенький сундучок, который, впрочем, я ему забрать не дала, простился со своим любимым сынком (осуждающе смотрит на Г р а ф а), сел на первый приплывший в город корабль, да и… (спохватывается, прижимает палец к губам). Тс-с-сс! молчок! молчок, и больше ни единого слова, разлюбезная моя товарка-Кубышка; иначе, чего доброго, кое-кто еще тоже объявит, что его просто воротит от моих розовых шкварок; что он готов встать со своего старого трухлявого кресла, собрать все тот же старый отцовский, наполненный книжной рухлядью сундучок, да и укатить отсюда подальше; лишь бы не видеть этих прогорклых розовых шкварок, да заодно уж и твою, милая подруга, мерзкую морду, которая так напоминает морду дородной свиньи, что, встреть тебя в кривом переулке позднехонько вечером, так, пожалуй, и не отличишь от раскормленного кабана.
К у б ы ш к а (мигом переходя к обороне). Да ты на себя-то в зеркало посмотри, любезная кумушка! ведь это ты ничем не отличаешься от раскормленного кабана! ведь это от тебя воняет, как от дородной раскормленной свиноматки! ведь это твои свиные ручища похожи на раздвоенные свиные копытца; ведь это твои маленькие заплывшие глазки зыркают вокруг, как гляделки большой щетинистой туши; ведь это у тебя в доме, как к тебе ни приди, подают на блюде одни лишь вчерашние свиные остатки! косточки, шкварки, да еще, бывает, большие и желтые несъедобные уши, которых, хвала Создателю, я у тебя сегодня на столе не увидела! (Тычет пальцем в тарелку, стоящую на столе.) Ведь это ты, ты… (Умолкает, не зная, что еще ей сказать.)
А ф р о д и т а (добродушно смеется). Ха-ха-ха! полно, милая подруга-Кубышка, полно, не весели меня понапрасну, мне вредно так много смеяться; мы обе стоим того, о чем ты только что рассказала. Полно, милая подружка моя, охлади свой рассерженный воинственный пыл, протяни свою полную ручку, возьми себе аппетитную шкварочку из свинины, подержи ее побольше во рту, посмакуй, да и забудь обо всем только что сказанном. Нам ли с тобой воевать? нам ли с тобой делить что-то под солнцем?
