Через несколько часов показался Клебер с авангардом республиканской армии. Генерал бросил три роты на отряд Шантелена и Мариньи и, несмотря на упорное сопротивление, заставил их выйти из леса и отойти к городу. Затем он отдал приказ остановить наступление. Марсо и Вестерман[22] требовали атаковать неприятеля, но Клебер, выжидая, когда все войска роялистов сконцентрируются в Савене, не предпринимал ничего. Он расположил свои части полумесяцем на ближайших высотах, терпеливо ожидая часа, когда противника можно будет разгромить одним ударом.
Наступившая ночь была тихой и зловещей. Чувствовалось, что развязка близка. Командование армии роялистов созвало совет. Они могли надеяться только на решимость обреченных; о пощаде, капитуляции или бегстве нечего было и думать. Итак, оставалось только сражаться и, чтобы лучше сражаться, наступать.
На следующий день, двадцать третьего декабря (3 нивоза[23] II года по республиканскому календарю), в восемь часов утра роялисты бросились в атаку. Погода была ужасной: дождь — холодный, почти ледяной — лил как из ведра, туман поднимался над топями; Луара скрывалась в прибрежной дымке; людям предстояло сражаться по колено в грязи.
Несмотря на численное превосходство противника, вандейцы атаковали с поразительным упорством. В ответ на: «Да здравствует король!» слышалось: «Да здравствует Республика!» Разразилась жестокая схватка; строй республиканцев нарушился, первые ряды смешались, и вскоре теснимые роялистами войска оказались в непосредственной близости от ставки Клебера. Отступающие уже испытывали недостаток в боеприпасах.
— У нас больше нет патронов, — кричали солдаты своему генералу.
— Ну так, ребята, действуйте прикладом! — отвечал им Клебер.
Одновременно он поднял в атаку резервный батальон. Но наступление каждую секунду могло захлебнуться: не хватало ни лошадей, ни боеприпасов. Тогда Клебер собрал конный отряд из офицеров штаба и бросил его на врага.
Ряды роялистов смешались. Им пришлось вновь отойти к Савене. Противник преследовал их по пятам. Отступающие проявляли чудеса храбрости, но они уже были не в силах сопротивляться натиску Клебера. Пирон, Лиро пали с оружием в руках; Флерио, после нескольких безуспешных попыток собрать свой разбитый отряд, решил с горсткой людей пробиваться сквозь ряды неприятеля, рассчитывая найти убежище в соседних лесах. Мариньи и Шантелен сражались с отчаянием обреченных. Армия крестьян редела на глазах: одни истекали кровью на поле брани, другие пытались спастись бегством.
— Все пропало, — сказал Мариньи де Шантелену, с которым он сражался плечо к плечу.
Сорока пяти лет от роду, великолепно сложенный, с благородными и смелыми чертами лица, теперь перепачканного кровью и порохом, граф был прекрасен даже в лохмотьях, в которые превратилась его одежда. В одной руке он держал разряженный пистолет, в другой — погнутую, в крови, саблю; граф присоединился к Мариньи всего несколько секунд назад, проделав брешь в рядах неприятеля.
— Нам больше нечего защищать, — сказал ему Мариньи.
— А эти женщины, дети, старики, оставшиеся в городе! — возразил граф с жестом отчаяния. — Неужели мы их покинем?
— Конечно нет, Шантелен, но куда им идти?
— По дороге на Геранд.
— Тогда вперед, веди их.
— А ты?
— Я? Я прикрою ваш отход.
— До встречи, Мариньи!
— Прощай, Шантелен! — Офицеры пожали друг другу руки.
Шантелен устремился в город, и вскоре длинная колонна беженцев покинула Савене, направляясь в Геранд.
— Ко мне, ребята! — закричал Мариньи, простившись со своим боевым товарищем.
Услышав призыв, крестьяне бросились к своему командиру. Две уцелевшие пушки установили на холме прикрывать отступление. Две тысячи человек — все, что оставалось от его армии, — сомкнули ряды, готовые быть изрубленными на куски.
Но эта горстка людей не могла противостоять огромным силам республиканцев. После двух часов ожесточенного сражения сопротивление восставших было сломлено. Последние из оставшихся в живых обратились в бегство.
В этот день, двадцать третьего декабря 1793 года, армия роялистов и католиков перестала существовать.
Огромная толпа растерянных, объятых ужасом людей двигалась по дороге на Геранд. Она текла по улицам Савене бурлящим потоком, закручиваясь в водоворот на перекрестках и переливаясь через ров, опоясывающий город. Не один несчастный, израненный, но уцелевший в недавней схватке, находил свою смерть в этой обезумевшей толпе. Однако менее чем за час все население города было эвакуировано; сопротивление, организованное Мариньи, позволило отступающим собрать всех женщин, стариков и детей и вывести их на дорогу. Позади беглецов гремели пушки, прикрывая их отход. Но вскоре наступила тишина, и стон отчаяния повис в воздухе: теперь ничто не мешало неприятелю обрушиться на беззащитную толпу. Как бы в подтверждение этого, ружейные выстрелы, доносившиеся с флангов, стали чаще и громче, и то тут, то там люди падали, сраженные пулями.
Невозможно описать это беспорядочное бегство. Дождь лил как из ведра, плотный туман рассекали вспышки выстрелов, огромные кровавые лужи преграждали путь. Но останавливаться было нельзя. Единственный путь к спасению лежал впереди; справа вдоль дороги тянулись необъятные топи, слева бурлила вздувшаяся река, и если какой-нибудь отчаявшийся беглец захотел бы пробраться этим путем, он увидел бы, что берега завалены трупами, оставшимися еще от битвы при Карье.