Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку - [17]
– превратить нанимателей жилищ в собственников;
– ликвидировать присущую крупным городам скученность населения, пагубную для его здоровья;
– обеспечить каждой семье оптимальные жилищные условия;
– ввести демократические формы управления недвижимостью и землей, исключавшие обогащение одних за счет других;
– использовать поддержку государства, заинтересованного в ликвидации жилищной нужды и тем самым в снижении социальной напряженности в обществе.
Однако на практике подобные убеждения воплощались далеко не всегда. Даже в тех случаях, когда крупные промышленные компании и руководство железных дорог начинали именовать возводимые ими поселки для своих рабочих и служащих «поселениями-садами», даже когда эти поселения действительно представляли собой образцово спланированный поселок – с общественным центром, развитой сетью культурных, просветительных, детских, лечебных и обслуживающих учреждений и т. п., часто их социально-организационное «содержание» глубоко противоречило социальному замыслу говардовских городов-садов. Вопросы собственно социальных преобразований в них не только не решались, но даже и не ставились: «…в России города-сады весьма популярны не столько с их социальной стороны, как главным образом со стороны архитектурно-технической»[105].
Именно в отношении социального содержания эти поселения оказывались весьма далеки от собственно говардовского прототипа, специфика градостроительной парадигмы которого заключалась не столько в архитектурно-планировочной и художественно-образной составляющих, сколько в социально-экономической, организационно-управленческой и финансово-экономической компонентах.
Многие спроектированные и возведенные в конце XIX – начале ХХ в. поселения при приисках и предприятиях добывающей промышленности, железнодорожные поселения, дачные поселки и даже отдельные жилые районы российских городов роднили с говардовскими поселениями-садами лишь внешние черты, а в организационно-управленческом плане действовала привычная схема: владельцем земли выступала городская управа, ведомство или фабрикант. Они, а не сами акционеры – члены кооперативного товарищества – предлагали (правда, на выбор) проекты домов для будущего строительства, предписывали характер планировки и общий тип застройки, настоятельно рекомендовали привлечь тех или иных подрядчиков, назначали конкретных поставщиков строительных материалов и т. п. Подобная система административного управления противоречила говардовской идее, основывавшейся на принципе добровольного объединения людей для возведения ими собственного жилища. Именно кооперативный характер движения по строительству поселений-садов являлся основополагающим постулатом для реализации этой идеи на Западе. В России же организаторами воплощения поселений-садов в подавляющем большинстве случаев выступали административные органы различного масштаба, частные владельцы земли, промышленники.
В итоге в тех случаях, когда провозглашаемые на Западе и в России лозунги о необходимости «разрешения жилищной нужды для малоимущих слоев населения» совпадали, и даже в тех случаях, когда поселки-сады, возведенные в России городскими управами, крупными заводчиками и ведомствами, внешне разительно походили на те, которые строились на Западе жилищными кооперативными товариществами, между ними существовало одно кардинальное различие: российские поселения возводились без образования жилищного товарищества. Так, например, произошло при строительстве предместья-сада на Ходынском поле, когда «…вся постановка дела не предусматривала образования и деятельности подобного товарищества»[106].
Другое отличие состояло в том, что в России при устройстве поселений-садов в качестве основного типа жилья часто возводили не индивидуальные жилые дома, а многоквартирные, доходные. Одним из множества примеров может служить Морозовский городок при Тверской мануфактуре Морозовых, с многоэтажными кирпичными домами-казармами, с коридорной системой планировки, общими кухнями и умывальными[107].
Причиной строительства многоэтажных, многоквартирных домов в поселениях-садах, которые возводились в пригородах существовавших городов муниципалитетами, было стремление привлечь к строительству крупный частный капитал (инвесторов, как сказали бы сегодня). Поэтому городские управы законодательно принимали такие правила застройки пригородных поселений-садов, которые позволяли использовать земли под размещение многоэтажной, многоквартирной застройки, забывая о том, что идея город-сада в основе своей имела не «…интересы стяжательства отдельных лиц, а оздоровление целого класса…»[108]. В результате крупный капитал, заинтересованный в извлечении прибыли, активно направлял свои финансовые средства на возведение именно многоквартирных домов (с последующей сдачей их в аренду), поскольку они приносили наибольший доход, а вовсе не на обеспечение малоимущих слоев населения собственным частным жильем.
Так, например, правила застройки предместья-сада на Ходынском поле в Москве разрешали использовать землю как под индивидуальные жилища, так и под многоэтажные доходные дома. Но крупный капитал, естественно, предпочитал вкладывать средства в более выгодное многоквартирное строительство и резко увеличивал в поселении долю именно этого типа жилища по отношению к индивидуальному. А кроме того, в целях наживы затевал комбинации с многократной перепродажей строительных участков. В итоге широко разворачивавшихся спекуляций земельными участками конечная цена на жилье многократно возрастала, и низкооплачиваемые слои городского населения – рабочие и мелкие городские служащие (для решения жилищных проблем которых, собственно, и затевалось создание поселений-садов) – так и оставались в прежнем положении, не имея средств для приобретения недвижимости. А «выгоды от дешевизны земли приобретало… лишь несколько лиц – устроителей поселка», но не его население
В мировой истории промышленного производства ХХ века имя Альберта Кана не просто широко известно. Оно находится на недосягаемой для многих корифеев-архитекторов высоте, так как неразрывно связано с поистине эпохальным изобретением индустриальной эры — методикой скоростного поточно-конвейерного производства архитектурно-строительной проектной документации.При этом, в истории советского промышленного проектирования имя Альберта Кана бесследно спрятано под толстым слоем безосновательной критики, наглухо замазано лживыми обвинениями и надежно укрыто под вывеской советского проектного института «Госпроектстрой», специально созданного в 1930 г.Фирма А.
В монографии раскрываются содержание и механизмы реализации советской жилищной политики в период 1917-1941 годов. На материале законодательных документов Политбюро ЦК ВКП(б), ЦИК и СНК СССР, ВЦИК и СНК РСФСР, ведомственных распоряжений ВСНХ и народных комиссариатов: труда (НКТруда), юстиции (НКЮ), здравоохранения (НКЗдрава), тяжелой промышленности (НКТП), внутренних дел (НКВД) и других описана основная цель советской жилищной политики — огосударствление жилища с целью использования его как средства управления людьми.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.
Автор книги – Фируз Казем-Заде, доктор исторических наук, профессор Йельского университета (США), рассказывает об истории дипломатических отношений России и Англии в Персии со второй половины XIX до начала XX века. В тот период политическое противостояние двух держав в этом регионе обострилось и именно дипломатия позволила избежать международного конфликта, в значительной степени повлияв на ход исторических событий. В книге приведены официальная дипломатическая переписка и высказывания известных политиков.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них.
Внутри устоявшегося языка описания, которым пользуются современные урбанисты и социологи, сформировались определенные модели мышления о городе – иными словами, концептуализации. Сегодня понятия, составляющие их фундамент, и сами модели мышления переживают период смысловой «инфляции» и остро нуждаются в серьезной рефлексии. Эта книга о таких концептуализациях: об истории их возникновения и противостояния, о философских основаниях и попытках воплотить их в жизнь. В своем исследовании Виктор Вахштайн показывает, как идеи «локального сообщества», «городской повседневности», «территориального контроля», «общественного пространства» и «социальной сегрегации» закреплялись в языке социологов, архитекторов и планировщиков, как из категорий познания превращались в инструменты управления.
Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России.
Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна.