Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых - [20]
— Жене рассказали?
— Нет. Конечно, нет. Кто о таком говорит. Со временем супруга стала догадываться. Как тут не догадаться: муж в основном сидит дома, а когда куда-то выходит, то возвращается с кучей денег.
— Сколько получали?
— Я был на ставке, ежемесячно получал зарплату около 4000 долларов. За конкретный эпизод могли подкинуть премиальные. После первого убийства так случилось, что у меня отец умер и я просил материальной помощи у банды; дали сразу 3000 долларов на похороны.
— Сначала убили вы, а потом умер ваш отец. Не прослеживается ли кармическая связь?
— В карму не верю, я христианин. Про наказание Божье стал думать только потом. А отец давно болел. Уже здесь я понял, что весь путь мой сюда начался в детстве. Однажды я сильно поругался с отцом. Был порыв поколотить его. И я так и не попросил у него за это прощения. Думаю, его болезнь и смерть скорее с этим связаны, а не с первым убийством по заказу. Были знаки, это подтверждающие. Вообще, Господь всегда дает какие-то знаки, а у тебя не хватает ума понять их, и ты потихоньку идешь к печальному концу.
— Заказы на устранение вам как штатному киллеру каждый месяц поступали?
— Мне не нравится слово «киллер». Давайте использовать «наемный убийца». Ответ на ваш вопрос: нет, заказы не были ежемесячными. Просто за короткий период я совершил сразу девять убийств (тогда еще началась война с Измайловской группировкой).
Банда имела структуру, была разбита на бригады. Периодически руководство организовывало пикники в лесу, собирало вместе две-три бригады, чтобы ее члены могли познакомиться. Но и без этого почти все медведковские и ореховские друг друга знали, потому что росли в одном дворе. А я пришлый, не местный то есть. Если кто-то обо мне и слышал, то в лицо точно никто не видел. Руководство этот факт решило использовать, и меня и дальше держали особняком. Я ни на пикники не ходил, ни в спортзалы. Тренировался отдельно, в основном по стрельбе. Потом я сам понял, что вся эта конспирация для того, чтобы я «подчищал» своих, мог появиться ниоткуда, не вызывая подозрения, и устранить.
— Зачем убивали своих?
— Руководство тогда решило отходить от криминала, хотело легализовать бизнес. И для этого надо было обрубить концы из прошлого. Вот для этих целей использовали меня.
— А по-другому нельзя было «рубить концы»?
— Видимо, нет. Но для меня создавали какую-то легенду каждый раз, чтобы мотивировать, объяснить необходимость устранения «своего». Я ж не какой-то маньяк, которому сказали «фас» — и он пошел убивать. К тому же если начинаешь «есть ближнего», то сразу задумываешься: «А не буду ли я следующим?» Потому мне говорили что-то в духе: вот этот покусился на то, что принадлежит всей банде, а этот перешел к конкурентам или стал ненадежным.
А вообще, если разобраться, совсем чистых, невинных людей среди моих жертв не было. Впрочем, был один. Водитель. Он чисто попал, оказался не в том месте не в то время. (В марте 1998 года Михайлов поджидал в подъезде бизнесмена Владимира Ермакова. Когда двери лифта открылись, он выпустил в предпринимателя автоматную очередь. Почти все пули попали в шофера по фамилии Карасев, который оказался рядом. — Прим. авт.)
— Жили, как рассказывают о вас, роскошно? Обед в Париже, ужин в Монако…
— Роскошно — это громко сказано. За границу мы с Махалиным действительно выезжали. Но сам я даже иномарку купил себе подержанную, на новую не хватило.
— Правда, что вы всех закатывали в бочку с цементом?
— Не всех, конечно. Был такой Василий Царьков, член банды. Он «смотрел» за Митинским рынком (это была наша территория). Вот он жил роскошно, и у него на этой почве стало крышу сносить. Он стал представлять угрозу для всех медведковских. Сначала мне предложили его отравить. Я отказался — ну, по-детски это как-то. А потом решили просто убить. Выманили его в ноябре 1997 года на рынок, в вагончик-бытовку. Я туда зашел и застрелил его (у меня был пистолет-пулемет с глушителем). Но надо было тело вывезти. Я предложил Витасу Казюконису: «Давай его в бочку».
— Кто такой Витас?
— Парень, который занимался в нашей банде захоронениями, подчищал следы. Страшная у него была работа: расчленял, останки в кислоте уничтожал, сжигал. Он потом повесился. Видно, не выдержал.
В общем, привезли бочку, а убитый в нее не влезает. Витас ему ноги и отпилил ручной пилой. Отдельно их сложил. И цементом бочку залили.
— Витас был совсем безбашенный?
— Так, в общении, вроде нормальный, но когда касалось работы — да, безбашенный. Семьи у него не было. А Царькова до сих пор так никто и не нашел. Мы бочку на свалку вывезли и выбросили. Когда потом с милицией туда выехали — ни бочки, ни свалки. На этом месте уже поселок стоит. Я с отцом Царькова увиделся на суде, рассказал все обстоятельства. Думаю, у него нет сомнений, что сын мертв.
— А живьем в цемент закатывали?
— Нет, это выдумки. Был случай, когда мне пришлось члена банды (речь о некоем Симонове, который игнорировал распоряжения Пылева и всячески дестабилизировал банду. — Прим. авт.) убить прямо в машине. И мне руководство сказало: «Выброси его по дороге». А куда я его в Москве выброшу? Я его привез в гараж, положил в смотровую яму, купил миксер бетона и залил. Ничего другого не придумал. Его нашли только после моих показаний.
Книга о самых громких уголовных делах советской эпохи. Многие материалы ранее не публиковались и были впервые выданы из архивов лично автору. Благодаря доступу к этим документам и общению с очевидцами Еве Меркачёвой удалось восстановить картины судебных процессов над последним казненным в СССР – маньяком Фишером, над единственным расстрелянным в советское время ребенком Аркадием Нейландом, над палачом Антониной Макаровой по прозвищу Тонька-пулеметчица, над Бертой Бородкиной, накрывавшей столы самому Леониду Брежневу – единственной приговоренной к высшей мере по экономической статье.
В своей новой книге журналист и правозащитник Ева Меркачева обращается к теме громких преступлений последних лет, многие из которых до сих пор на слуху. Но только в этой книге собраны подробности судебных перипетий и тюремных будней таких известных заключенных, как губернатор Фургал, националист Тесак, священник Сергий (Романов) и других VIP-персон, оказавшихся в российских тюрьмах. В то же время многие свои публикации автор посвящает проблемам «маленького» человека, попавшего в жернова правосудия либо за мелкое преступление, либо и вовсе по недоразумению или оговору.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Очерки и репортажи с места событий, собранные в этой книге Германа Устинова, посвящены сегодняшним событиям в Афганистане и вокруг него. Книга построена на личных впечатлениях автора, работавшего в 1982–1986 годах в ДРА собственным корреспондентом «Известий». Она рассказывает о борьбе, планах и свершениях афганского народа, о революционном строительстве, ведущемся в трудных условиях необъявленной войны, о друзьях и недругах республики. Книга рассчитана на массового читателя.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.