Грач - птица весенняя - [5]
Рыжий обвел всех взглядом и спросил:
— Все видели? Он вздрогнул. Значит, он сознался.
— Безусловно, — подтвердили кругом.
Василий усмехнулся тихо. Он знал, что делал. Но сейчас же он принял нарочно самый беззаботный вид, словно не понимая, в чем дело.
— Ну, почему вы так переполошились? Что же, если инспектор? Почему вы говорите «сознался»? Разве инспектором быть — преступление?
— Ну конечно! — возмущенно воскликнул рыжий, и сбившиеся кругом гимназистики подтвердили тотчас же на разные голоса:
— Конечно же, преступление! Вы, наверно, не были в гимназии. А то бы вы не спрашивали, что такое инспектор.
— Инспектор — это хуже учителя даже!
— И даже хуже директора, потому что директор редко когда ходит сам, он в кабинете, а инспектор всегда — всюду.
Круглощекий, румяный перебил:
— Ну, это — какой директор. Наш, наоборот, всегда…
— Погоди, — остановил рыжий. — Нам надо о другом. Раз уж нам попался инспектор, надо сыграть с ним какую-нибудь штуку. Обязательно!
— Две, — хладнокровно сказал Василий. — Сначала вы, потом я. Я свой фокус уже придумал.
— Вот нам и отдайте, — попросил белобрысый. — Вы, наверное, очень хорошо придумали. А самому вам зачем? Вам не все равно, что инспектор? Вы же не были в гимназии.
— Еще как был! — Василий просвистел протяжно. — И еще как зубрил! И закон божий, и греческий, и латынь…
— Предлоги с винительным? — взвизгнул тоненьким голоском кто-то из заднего ряда.
И Василий тотчас же отозвался:
Ante, apud, ad, adversus,
Circum, circa, citra, cis,
Erga, contra, inter, extra.
Infra, intra, juxta, ob…
Он перевел дух. Гимназисты слушали в немом восторге.
Penes, pons, post, praeter,
Prope, propter, per, secundum…
Вагон гудел, слов не было слышно. Ну ясно же, свой! По грамматике Ходобая, латинской, так и чешет…
Хлопнула дверь в коридоре с площадки. И голос, начальственный и гулкий:
— Ваш-ши билеты.
— Контроль!
Мальчики стали шарить по карманам: железнодорожный билет — это ж такая штука… обязательно куда-нибудь засунется. И уж если где-нибудь есть прореха в кармане — провалится обязательно. А начальственный голос, контролерский, уже в соседнем купе:
— Ваш-ши билеты, господа.
Василий поманил таинственно пальцем рыжего. Мальчик нагнулся к нему. Василий зашептал:
— Слушай, Соколиный Глаз… Если ты пройдешь влево от нашей пещеры, по просеке, ты найдешь логово бледнолицей собаки… Но сможешь ли ты подойти, чтобы он не заметил?
— Когда команчи выходят на тропинку войны, — быстро и гордо сказал мальчик и выпрямился, — презренный враг видит их в ту только минуту, когда томагавк дробит ему череп.
— Иди, — кивнул Василий, — И, когда будет проверка, проследи, до какой станции у него билет.
Рыжий втянул голову в плечи и выскользнул из купе. Контролер, в форменной железнодорожной фуражке и штатском холодном, потертом пальто, уже щелкал щипцами на пороге, пробивая картонные билеты:
— Вильна… Вильна… Вильна…
Контроль прошел. И почти тотчас вернулся рыжий, Он был взволнован и даже бледен. Он дал мальчикам, стоявшим около Василия, знак отойти и прошептал ему на ухо:
— Он никуда не едет.
Василий удивился искренне:
— То есть как «никуда»? Поезд же идет…
— Поезд идет, а он — нет. То есть это не считается! — громко уже воскликнул мальчик, явно возмущаясь несообразительностью собеседника. — Он сидит, а билета у него нет никуда. Он показал кондуктору…
Василий остановил его движением руки:
— Книжечку, маленькую, в рыжем переплетике. В ней фотография, с печатью…
Глаза рыжего выразили снова бесконечное уважение.
— Вы опять… не глядя…
Василий, смеясь, обнял мальчика за плечи:
— Значит — никуда? Если человек едет без билета, то это не считается? Верно. Мне стыдно, что сразу мне не пришло в голову. Он доедет с нами до Вильны — я тебе открою его тайну.
— А вы… тоже до Вильны?
— Тоже.
— В цирк?.. — пропищал, подсунувшись, маленький и чернявый, тот самый, что крикнул о предлогах с винительным.
Рыжий сдвинул брови сердито:
— Молчи, дурак!
Он посмотрел, скосив глаз, на Василия. Было ясно: мальчик почему-то подумал, что Василий обидится. Но Василий не обиделся. Он похлопал по плечу вихрастого:
— Ну, собирай военный совет, «вождь». До Вильны не так далеко: надо ж успеть придумать. А пока я послушаю, как вы с инспектором воюете…
Глава VI
САМОЕ НАСТОЯЩЕЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
— Можно было бы рассказать, — задумчиво сказал рыжий. — Ведь с инспектором, с директором, с учителями у нас война каждый день, ни на один час не перестает… Но вы же сами знаете, если были в гимназии. Ведь всюду так, всюду одинаково…
Белобрысый вздохнул и понурился:
— И одинаково ничего не выходит: что ни делай, все остается по-старому.
— А что вы делали? — спросил Василий.
— Разное, — отозвались мальчики из всех углов. — Но вы лучше расскажите о себе: как у вас в гимназии было?
— Я?.. — Василий задумался на минуту. — Я не в счет.
Мальчики насторожились.
— Почему?
— Потому что я совсем по-другому воевал со своими учителями. Конечно, и у нас было, как у вас теперь. Исключения ж и у вас есть… и, пожалуй, не так мало? — Он усмехнулся. — Много есть имен на is!.. Так вот, я подумал, крепко подумал: почему, собственно, это так?
Гимназисты притихли совсем. Они прижались плечами. И голос, чуть слышный:
А н н о т а ц и я р е д а к ц и и: В настоящее издание вошёл историко-революционный роман «Накануне», посвященный свержению царизма, советского писателя С. Д. Мстиславского (1876 — 1943).
Лето 1942 года. В советской прифронтовой полосе немецкий «Юнкерс» выбросил группу парашютистов, но не смог уйти через линию фронта и был сбит истребителями.Выпрыгнуть с парашютом удалось только двум немецким летчикам. Ветер понес их на советские позиции, и, заметив это, один из немцев на глазах у изумленных красноармейцев прямо в воздухе начал стрелять в другого члена экипажа…
Мстиславский(Масловский) Сергей Дмитриевич.Книга поистине редкая — российская армия предреволюционной и революционной поры, то есть первых двух десятилетий уходящего века, представлена с юмором, подчас сатирически, но и с огромной болью о разрушенном и ушедшем. […] В рассказах С. Мстиславского о предвоенной жизни офицеров русской армии чувствуется атмосфера духовной деградации, которая окутывает любую армию в мирное время: ведь армию готовят для войны, и мир на нее, как правило, действует расслабляюще.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Для читателя будет несомненным открытием незаслуженно забытый приключенческий роман Сергея Дмитриевича Мстиславского «Крыша мира». Роман откровенно авантюрный, да еще с изрядной долей фантастики. Но, как свидетельствует сам автор, «в обстановке сказочного сада Пери и «Пещеры Александра» даже научный работник, антрополог, теряет на короткий момент грань между действительностью и «сказкой».Романы эти интересно и полезно прочитать в любом возрасте.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.