Граальщики - [87]

Он силой вернул себя к работе; покусал кончик пера, выплюнул откушенный кусочек и написал:

Возвращение Странников. Вера, Айви и Гейл сидят за столом.

Вера: Смотри-ка, вот мы и снова все здесь. Ну и погодка там снаружи, поливает как из ведра!

Еще одной вещью, которая постоянно раздражала его, было то, как его концентрация всегда слабела как раз тогда, когда он подходил к заковыристому куску. Вместо того, чтобы собраться как следует и решительно приступить к делу, он имел склонность позволять своему уму отвлекаться от непосредственной работы на совершенно посторонние и несущественные вопросы, – например, почему эти проклятые часы никогда не работали как надо, с тех самых пор…

Он зашагал по холлу, пытаясь услышать голос Веры в своем мозгу. Что же эта растреклятая женщина может сказать? Она вернулась домой после тяжелого дня, пошла в паб, наткнулась там на свою лучшую подругу и ее приемную дочь…

А может быть, маятник? Это точно не регулятор хода; он вынимал его и разбирал на части, покрыв ими весь кухонный стол, когда у него была заминка с «Титом Андронием». Но про маятник он еще не думал. Если эта чертова штуковина работает неточно – не сбалансирован вес или что-нибудь еще, – то это может быть причиной.

А может, вообще не стоит начинать сцену с Веры? Допустим, двое придворных…

Первый Придворный: Говорят, у Джека Дакворта в последнее время совсем пропал аппетит.

Второй Придворный: Возможно, он еще не слышал, что у их Терри большие проблемы с полицией в связи с этим грузовиком краденых пуховых одеял, который нашли на задворках Розамунд-стрит…

Нет, не пойдет.

Он открыл дверцу часов и посмотрел внутрь.

Вот его инициалы, которые он выцарапал на футляре, когда ему было двенадцать. А вот пятно на том месте, где он прятал кроликов, подстреленных в заднем саду сквайра в ту ночь, когда люди сэра Джона Фальстафа получили приказ обыскать дом. Счастливые были времена.

Он протянул руку внутрь и нащупал маятник. Вроде бы все в порядке, держится прочно, нигде не хлябает. А может, это…

Призрак поднял нематериальную бровь. Вокруг маятника было что-то плотно обернуто и завязано куском шпагата. Очевидно, оно провело здесь довольно долгое время. Может быть, папа хотел таким образом добиться более точного хода. Тогда все понятно; папа, конечно, человек хороший, но не того склада, чтобы разбираться в механизмах. Терпеть не мог машины любого рода, из-за чего и отказался раскошелиться, когда сыну подвернулся шанс поступить подмастерьем к изготовителю приборов. Призрак печально покачал головой; однако, не стоило слишком много раздумывать об упущенных возможностях. В конце концов, все и так сложилось не так уж плохо.

Нечто, обвязанное вокруг маятника, оказалось листом старого пергамента. Переполненный ностальгией, призрак бережно отвязал его, разгладил и начал внимательно рассматривать. Чудесная вещь пергамент, – во много раз лучше этой давленой древесины, на которой пишут нынче. Допустим, исписал ты лист пергамента; все, что тебе нужно, это взять кусок пемзы и стереть все, что написал, – и пиши себе заново сколько влезет.

Он закрыл футляр часов и медленно побрел обратно к своему письменному столу, разглядывая письмена на пергаменте, сощурив глаза. Хороший шрифт, в старом стиле, даже по его стандартам. Да еще и картинки – ужасные картинки. В его мозгу встал на место недостающий кусочек, и он вспомнил, как папа, вернувшись как-то вечером с ярмарки, – он тогда был еще совсем маленьким… – сказал что-то насчет – да, верно, он сказал, что необходимо подправить часы. «Но там ничего не надо подправлять», сказала мама. «Позволь мне судить об этом. Я быстро сделаю все как надо.» И с тех самых пор эти картинки висели здесь! Впрочем, неудивительно.

Подумать только, бормотал про себя призрак. Столько лет ломать голову, а это всего-навсего кусочек старого порно, намотанный на маятник.

Насколько он понял, написано было на латыни, а латынь для него всегда была закрытой книгой; а картинки были не так и ужасны, если подумать. Хороший пергамент, однако, его может хватить на несколько недель, если писать аккуратно и не тереть слишком сильно. Он улыбнулся и кивнул сам себе, затем положил пергамент на стол и пошел в ванную за куском пемзы.

– Великолепно, – сказал сэр Туркин. – И что мы будем делать теперь?

Они очистили стол в общей комнате от рубашек, пустых коробок из-под пиццы и ламораковских журналов по рыболовству, и разложили на нем свои трофеи.

Передник, маленькая книжечка в кожаном переплете и пара носок. Молчание в общей комнате было совсем ненамного – может быть, на одну стотысячную – разбавлено замешательством.

– Может, я еще более тупой, чем обычно, – продолжал Туркин, – но, говоря только за себя, я лично не вижу, чтобы мы настолько уж приблизились к тому, чтобы найти Грааль. А вы?

Пертелоп вытащил из нагрудного кармана шариковую ручку и потыкал ею носки в качестве эксперимента.

– Они не выглядят такими уж древними, – сказал он. – Вы уверены, что этот проклятый карлик притащил ту пару?

– Абсолютно, – ответил Боамунд.

– А почему?

– Потому что. – Остальные рыцари посмотрели на него, и каким-то давно не употреблявшимся отделением своего мозга Боамунд начал размышлять, почему такой ответ больше не был столь же убедительным, как в те времена, когда он был мальчишкой.