Говорящий сверток - [43]

– Ух ты, вы ничего не знаете, что ли? – воскликнул Этельред. – Ни про василисков, ни про остальное?

– Нет, к сожалению, – виноватым тоном проговорил Освальд. – Видите ли, я отсутствовал с дипломатическим поручением и совсем недавно вернулся.

И тогда, чтобы скоротать время, Пенелопа и Этельред рассказали ему про василисков и про свои приключения.

– Наглые твари, – проговорил Освальд, когда они кончили. – Так обращаться с Ха-Ха, добрейшим из людей. Ведь это ему я обязан лучшим способом приготовления ватрушки с малиной. Как ему повезло, что у него есть вы.

– Так что понимаете теперь, – заключила Пенелопа, – почему так важна рута: с ней еще можно все поправить.

– Да, понимаю, – согласился Освальд. – Это все равно что последняя перчинка, или щепотка соли, или перышко лука, или крохотный, крохотусенький, такусенький, малюсенький-малюсенький кусочек травки, который решает успех или неуспех какого-нибудь блюда.

– Именно, – подтвердила Пенелопа. – Как вы точно это выразили.

– Ни слова не понял, чего он лопотал, – признался Этельред.

– А не надо ли мне, – проговорил Освальд, – сплавать к северо-восточной оконечности острова, чтобы оказаться, так сказать, под рукой, в случае непредвиденного оборота дел?

– Ой, правда? – обрадовалась Пенелопа. – Мне так будет гораздо спокойнее.

– В таком случае спешу, – проговорил Освальд. Отплыв подальше, он погрузился на глубину и исчез из виду быстро и бесшумно, как какая-нибудь мелкая рыбешка.

Пенелопа с Этельредом молча сидели на песке около лодки, как им казалось, уже несколько часов.

– Жалко, мисс, что мы должны сидеть как мыши, – прошептал наконец Этельред, – а то бы я вам песенку спел. Мы, жабы, славимся своими голосами. Я такие песенки знаю, просто блеск, честное слово.

– Спасибо тебе, – шепнула Пенелопа, – я бы с удовольствием послушала.

– А то, если б я захватил с собой снаряжение для фокусов, я бы вам кое-какие фокусы показал. Я ведь был фокусником, до того как стал шпионом. Могу тритона из цилиндра вынуть, так ловко сделаю, что всякий в затылке зачешет.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – ответила Пенелопа.

Они еще посидели в молчании, Пенелопа перебирала в уме все ужасы, какие могли приключиться с Питером, Саймоном и Попугаем.

– Знаете что, мисс, – наконец не выдержал Этельред. – Видите, там, в конце залива, горка? Забраться бы мне на нее, оттуда дальше видно. Может, я бы увидел, что наши уже возвращаются и руту тащат. Что, если мне взаправду туда доскакать, мисс?

– Ладно, – сказала Пенелопа. – Я думаю, большой беды не будет, если ты туда сходишь. Но мне лучше остаться караулить лодку.

– Что верно, то верно, мисс. Я мигом слетаю. – И Этельред поскакал прочь.

Без Этельреда ей стало вдвое темнее и тоскливее. Только Пенелопа начала раскаиваться, что отпустила его, как два происшествия заставили ее окончательно пожалеть, что Этельред не с ней. Во-первых, над кромкой Поющего моря показалась луна в виде тоненькой серебристой подковки. Она быстро поднималась вверх, и вот уже она оторвалась от моря и теперь заливала все вокруг серебристым светом. И во-вторых, едва поднялась луна, Пенелопа услыхала долгий, заунывный, леденящий душу вой, который повторялся и отдавался в лесу эхом. Постепенно вой замер, и наступила тишина – тишина, показавшаяся Пенелопе ужасной, так как теперь она знала, что волки проснулись и рыщут по лесу.

Пока она раздумывала, не отправиться ли ей на поиски Этельреда, она вдруг расслышала другой звук, похожий на слабый тихий и далекий вздох. Постепенно он приближался, и Пенелопа разобрала слова.

– Помогите, – произнес тихонько голос, нежный, как пух чертополоха. – Прошу вас, прошу, помогите.

Пенелопа вскочила и быстро перебежала по песку к кустам, откуда, как ей казалось, доносился голос. Сперва она ничего не могла разглядеть в темноте, но потом увидела свет, комок странного, переливающегося всеми цветами радуги света, который то ли перекатывался, то ли переползал между кустами к морю.

– Помогите, прошу вас, помогите, – повторял тоненький жалобный голосок. Пенелопе показалось, что он исходит именно от этого странного комочка света, двигавшегося ей навстречу. Забыв про опасность, Пенелопа бросилась к нему через кусты.

Подбежав ближе, она увидела, что комок был размером с теннисный мяч и словно состоял из многоцветных горящих свечечек. Всмотревшись, она разглядела маленькую круглую пушистую птичку с утиным клювом, которая вместо перышек была покрыта яркими язычками пламени. Пламя все время колебалось, и поэтому трудно было разобрать, как именно выглядит существо, но одно было ясно: оно было нездорово. Пенелопа подбежала к птичке и наклонилась, желая взять ее в руки, но та вдруг перекатилась на спину и оттолкнула ее руки своими хрупкими лапками.

– Не трогай меня, – словно выдохнула она. – Подожди, я сейчас переменюсь.

Пенелопа отдернула руки и смотрела во все глаза. К ее удивлению, непонятное существо из многоцветного сделалось молочно-желтым.

– Теперь я холодная, – сказала птичка слабым голоском, – можешь взять меня в руки.

Пенелопа подняла существо. Оно было легкое как пух и слегка пульсировало в ладони, как настоящая птичка. Пенелопа повернула назад. Дойдя до лодки, она села на песок и положила создание себе на колени. Оно улеглось со вздохом облегчения.