Говорить ли президенту? - [26]

Тони бросил взгляд на Суан Тхо Хака, который говорил только тогда, когда обращались непосредственно к нему. Вообще-то он был вьетнамцем, но в 1979 году бежал в Японию. Случись ему участвовать в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе, он бы стал знаменитостью; золотая медаль в соревнованиях по стрельбе из винтовки была бы ему обеспечена. Но Суан сделал выбор в пользу иного рода деятельности, а посему решил, что высовываться ему ни к чему, и отказался от участия в предолимпийских отборочных соревнованиях. Тренер пытался переубедить его, но безуспешно. Для Тони Суан оставался «чертовым япошкой», хотя скрепя сердце он был вынужден признать, что не знает другого человека, который мог бы всадить десять пуль в квадрат площадью три дюйма с расстояния восьмисот ярдов. Это был размер лба Флорентины Кейн.

Япошка сидел неподвижно и смотрел на него. Внешность Суана помогала ему в работе. Глядя на него, трудно было заподозрить, что этот хрупкий человечек, всего пяти футов двух дюймов ростом и ста десяти фунтов весом — первоклассный снайпер. Большинство людей обычно связывают слово «снайпер» с могучими ковбоями или мужественными белыми людьми с квадратными подбородками. Словосочетание «безжалостный убийца» обычно вызывает образ человека, который убивает голыми руками, удавкой, нунчаками или даже ядом. У Суана, единственного из присутствующих, был личный счет к американцам. Когда он был ребенком, во Вьетнаме на его глазах американцы зверски убили его родителей. Они всегда тепло отзывались о янки и поддерживали их, пока в их тела не впились пули. Суана оставили умирать — посчитали, что пулю на него тратить жалко. С этой минуты он, тая́ скорбь, поклялся отомстить за их гибель. Он бежал в Японию и затаился там на два года после падения Сайгона; работал в китайском ресторане и участвовал в американской правительственной программе помощи вьетнамским беженцам. Потом старые знакомые из вьетнамской разведки, с которыми у Суана были деловые связи, предложили оказать им кое-какую практическую помощь, и он согласился. Однако после сокращения американского военного присутствия в Азии коммунистам потребовались не столько меткие стрелки, сколько адвокаты, и друзья из разводки, извинившись, объяснили, что работы для него не будет. На свой страх и риск Суан стал работать в Японии. В 1981-м он получил японское гражданство, паспорт. Это было началом новой карьеры.

В отличие от Тони, Суан не испытывал никаких чувств по отношению к людям, с которыми работал. Он просто не думал о них. Его наняли выполнить профессиональную работу, работу, за которую хорошо заплатят и которая, хотя бы отчасти, будет долгожданным отмщением за изуродованные тела родителей. Роль остальных в этой операции была второстепенна и ограниченна. При условии, что риск допустить дурацкую оплошность с их стороны сведется к минимуму, он отлично справится с работой и через несколько дней вернется на Восток — в Бангкок или Манилу, а может быть, в Сингапур. Куда именно, Суан еще не решил. Когда все будет кончено, ему понадобится долгий отдых. Он сможет себе это позволить.

Третий человек в комнате, Ральф Матсон, был, пожалуй, самым опасным из этой троицы. Шести футов и двух дюймов ростом, широкоплечий, с большим носом и тяжелым подбородком, он был необычайно умен и потому наиболее опасен. Прослужив пять лет в ФБР специальным агентом, после смерти Гувера он нашел легкий выход из положения — верность шефу и прочая чушь. К тому времени он уже знал достаточно, чтобы с выгодой использовать свое знание криминологии. Начал он с мелочей: шантажировал людей, которые не хотели, чтобы их досье, хранящиеся в ФБР, были обнародованы, но теперь занялся делами посерьезнее. Он никому не доверял — этому его тоже обучили в Бюро, — тем более тупому «макароннику», который под нажимом скорее сломается, чем устоит, или молчаливому узкоглазому желтому наемнику.

Никто по-прежнему не проронил ни слова.

Дверь распахнулась. Трое мужчин, привыкших к опасности и к любым неожиданностям, повернули головы, но, едва увидели двоих вошедших, немедленно успокоились.

Тот из двоих, что был помоложе, курил. Как и подобает председателю, он занял место во главе стола; второй сел рядом с Матсоном, слева от председателя. Они молча кивнули. Тот, что помоложе, значившийся в избирательной карточке как Питер Николсон, а в свидетельстве о рождении — Петром Николаевичем, на всех производил безошибочное впечатление снискавшего уважение директора преуспевающей косметической фирмы. Костюм от Честера Барри, туфли — от Лоэба, галстук — от Теда Лапидуса. На заметке у правоохранительных органов он никогда не был и именно поэтому сидел теперь во главе стола. Себя он считал не преступником, а человеком, который хочет сохранить статус-кво.

Он был одним из группки миллионеров с юга, сколотивших состояние на торговле оружием. Возможности в этом бизнесе были поистине бесконечные: согласно второй поправке к конституции, ношение оружия было неотъемлемым правом каждого гражданина США, и правом этим пользовался каждый четвертый американец. Обычный пистолет или револьвер можно было купить всего за сто долларов, но цены на пулеметы и винтовки высшего качества, ставшие для многих патриотов символом престижа, достигали десяти тысяч долларов. Председатель и ему подобные продавали пистолеты и револьверы миллионами, а пулеметы десятками тысяч. Убедить Рональда Рейгана не мешать торговцам оружием не составило труда, но они знали, что добиться того же от Флорентины Кейн невозможно. Законопроект о владении оружием уже был принят — хотя и при отчаянном сопротивлении — палатой представителей, и теперь, если не принять неотложные меры, несомненно, будет одобрен и в сенате. Следовательно, во что бы то ни стало нужно было сохранить статус-кво, — потому председатель и сидел во главе стола.