Говори - [49]

Папа:

— Он не рубит его. Он его спасает. Те ветки долго были сухими из-за болезни. Так со всеми растениями. Срезав поврежденные, ты даешь возможность дереву снова расти. Вот увидишь, к концу лета это дерево станет сильнейшим на участке.

Терпеть не могу, когда отец умничает. Он страховщик. Он не лесничий, знающий дороги в лесу. Арборист запустил каток-глыбодроб позади своего грузовика. Я увидела достаточно. Я схватила велосипед и удалилась. Первая остановка на заправке, чтобы накачать шины.

Не могу вспомнить, когда я ездила в последний раз. Утро теплое, ленивая, неторопливая суббота. Парковка у бакалейного магазина забита. Позади начальной школы играют в софтбол, но я не останавливаюсь посмотреть. Еду в гору мимо дома Рэйчел, мимо средней школы. По другую сторону холма — несложный быстрый спуск. Я осмеливаюсь убрать руки с руля.

Пока я еду достаточно быстро, переднее колесо четко держит направление. Я поворачиваю влево, еще влево, следуя по склону холма, сама не зная, куда направляюсь. За это отвечает какая-то часть меня, покачивающаяся стрелка внутреннего компаса указывает в прошлое. Тропинка не кажется знакомой, пока я не замечаю амбар. Я жму на тормоз и пытаюсь сохранить контроль над велосипедом на гравийной обочине. Над головой ветер свистит в телефонных проводах. Белка пытается удержать равновесие.

На подъездной дорожке нет автомобилей. На почтовом ящике написано «Роджерс». На стене амбара висит баскетбольное кольцо. Я этого не помню, но в темноте его было трудно заметить. Я веду велосипед по краю участка туда, где деревья проглатывают солнце. Мой велосипед прислоняется к разрушающемуся забору. Я опускаюсь на холодную затененную землю.

Мое сердце колотится, как будто я все еще кручу педали на подъеме. Руки трясутся. Это совершенно обычное место, откуда не видно амбар и дом, достаточно близко к дороге, чтобы я могла слышать проезжающие автомобили. По земле рассыпаны куски желудевых оболочек. Сюда можно было бы приводить на пикник детсадовские группы.

Я думаю, не лечь ли на землю. Нет, этого делать не стоит. Припадаю к стволу, мои пальцы поглаживают кору в поисках шрифта Брайля, подсказки, сообщения о том, как вернуться к жизни после моей долгой зимней спячки. Я выжила. Я здесь. В растрепанных чувствах, с сумбуром в голове, но здесь. Ну и как мне найти свой путь? Что это — бензопила моей души, топор, которым я могу вырубить свои воспоминания или страхи? Я запускаю пальцы в грязь и сжимаю кулаки.

Маленькая, чистая часть меня ждет тепла, и рвется наружу. Та тихая девочка Мелинда, которую я не видела месяцами. Это семя, о котором я буду заботиться.

Праздное шатание

Когда я возвращаюсь домой, уже время ланча. Делаю два сэндвича с яйцом и салатом и выпиваю громадный стакан молока. Съедаю яблоко и загружаю посуду в посудомойку. Всего час дня. Я думаю, что надо бы убрать на кухне и пропылесосить, но окна открыты и малиновки поют на лужайке перед домом, где ожидают груды мульчи, на которых написано мое имя.

Приехавшая на обед мама впечатлена. Передняя лужайка вычищена граблями, края прополоты, трава подстрижена и основания кустов присыпаны мульчой. Я даже не запыхалась. Мама помогает мне принести из подвала пластиковую мебель для веранды, и я чищу ее отбеливателем. Папа приносит пиццу, и мы едим ее на веранде. Мама и папа пьют ледяной чай, и никто не грызется и не рычит. Я мою посуду и выбрасываю коробку из-под пиццы в мусор.

Я укладываюсь на диван посмотреть ТВ, но глаза закрываются, и я засыпаю. Когда просыпаюсь, уже за полночь, и кто-то укрыл меня шерстяным покрывалом. В доме тихо и темно. Прохладный ветерок веет сквозь занавески.

Я просыпаюсь. Под кожей какой-то зуд, я дерганая, как назвала бы это мама. Не могу сидеть спокойно. Я должна что-то делать. Мой велосипед все еще стоит перед домом, прислоненный к обрезанному дереву. Я еду.

Вверх и вниз, прямо и наискосок, я кручу педали своими больными ногами, еду по практически уснувшим улицам пригорода. В некоторых спальнях окна освещены мерцанием поздних телепередач. Несколько машин припарковано у бакалейного магазина. Я представляю себе людей, полирующих полы, перекладывающих буханки хлеба. Движусь мимо домов, в которых живут мои знакомые: Хизер, Николь.

Поворачиваю за угол, вниз по склону, сильнее кручу педали, вверх на холм к дому Рэйчел. Свет горит, ее родители ждут возвращения феи с бала. Я могла бы постучать в двери и спросить, играют ли они в карты или заняты чем-то другим.

Нет.

Я еду, как будто у меня есть крылья. Я не устала. Не думаю, что когда-либо снова усну.

После бала

В понедельник утром бал уже стал легендой. Драма! Слезы! Страсть! Почему до сих пор никто не сделал телешоу на эту тему? Тотальное разрушение включает в себя один вздувшийся живот, разрыв отношений у трех давно встречавшихся пар, одну потерянную серьгу с бриллиантами, четыре возмутительных вечеринки в номерах отеля, и пять соответствующих тату, якобы украшающих заднюю часть классных руководителей старших классов. Школьный психолог празднует отсутствие фатальных исходов.

Хизер сегодня нет в школе. Все зубоскалят по поводу ее бездарного украшения зала. Могу спорить, она пропустит остаток года под предлогом болезни.