Готы - [2]

Шрифт
Интервал

Тем временем к Вампирскому склепу приближалась новая порция готов: Благодатский видел множество незнакомых лиц: пили пиво из больших бутылей, шумели, громко и бестолково разговаривали. Не нравились Благодатскому. Думал: «Может, тоже свалить отсюда на хуй?», но не сваливал. Надеялся, что придет много готочек.

Всё сильнее темнело вокруг, и толстостволые деревья сливались в сплошную массу с надгробиями и ангелами, постепенно приближаясь к склепу, обступая его плотным кольцом. Благодатский невнимательно здоровался с подходившими и сразу же отходившими незнакомыми, разглядывал первых готочек. Одна — останавливалась вдалеке: с мальчишечьей рожей, в темных очках, с рюкзаком, украшенным красной звездой и лохматой рожей. «Дура какая-то», — заключал про себя и смотрел дальше. Еще две усаживались на лавочку с бородато-усатым пацаном, одетым почему-то не в черный, как все, а в цвета гнилой моркови свитер: пили что-то из маленьких бутылочек. Были крупны и толстощеки. Глупо смеялись и не переставая курили. Благодатский окончательно падал духом: теперь уже совсем никто не обращал на него внимания и не к кому было даже обратиться с ненавязчивым вопросом. Хотелось курить и пить спиртное. Курил. Вспоминал недавно ушедшую готочку без салата и пытался представить: какого размера и формы грудь располагалась под её черным свободным свитером. Прикрывал глаза, глубоко затягивался и думал: «Вот бы: затащить её в склеп. Там обычно инструменты всякие, лопаты, грабли… Она бы вяло сопротивлялась, говорила, что не нужно здесь, тихим прерывающимся голосом говорила бы. А я — целовал бы ее — в губы, в шею, и ничего бы не слушал, стянул бы с нее свитер: на пол постелить. Грудь у неё наверняка маленькая, а нижнее белье — точно черное. И пока я стягивал бы её узкие джинсы, трусики её намокли бы и стали горячими… Эх, всё «бы» да «бы»…» Так думал и вздыхал Благодатский.

— Ты пиво будешь? — вытаскивал из фантазий странный голос.

Благодатский поворачивал голову вправо, взмахивал в темном воздухе длинным хвостом волос. Рядом с ним сидела готочка из свежеприбывшей партии: прочие многочисленные готочки здоровались, целовались и искали место усесться. С благодарностью принимал бутыль из рук соседки, делал несколько больших глотков, возвращал. Говорил:

— Хорошо тут ты села.

Готочка в свою очередь поворачивала к нему голову, оглядывала Благодатского и спрашивала:

— Это почему? — не сумев как следует разглядеть — вытаскивала из лежавшей на коленях сумки свечу, чиркала зажигалкой и подносила дрожащий язычок пламени поближе к лицу Благодатского.

— Ну у тебя ведь пиво, вот и хорошо… — отмечал про себя небольшой рост, тоненькие густые волосы и крайне странную форму черепа и лицо: высоколобое и крючконосое. Интонации готочки казались необыкновенно вульгарными.

— А-а, — говорила она, закончив осмотр, вставала. — Пойдем.

Благодатский не уточнял — куда. Не мог также знать, каким увиделся он ей в темнеющем воздухе и неровном свете свечи. «Глаз при таком освещении не рассмотреть, конечно. Да и волосы тоже — в хвост стянуты…» — так думал Благодатский и шел туда, куда тянула его за руку готочка: на ходу умудрялась прикладываться к бутылке.

— Тебя как зовут-то?

— Ева.

«Бля, еврейка, что ли… Среди готок — полно евреек», — думал Благодатский и не говорил ничего вслух.

— Это не настоящее мое имя, но меня уже давно все так зовут, — уточнила Ева.

— А что, хорошее имя: Евочка. Такое, редкое… Ветхозаветное.

Евочка с уважением взглядывала на Благодатского.

— А как же твои друзья, ты ведь ничего даже им не сказала?

— Да какие они друзья, они меня заебали уже все… Скучно с ними, надоело. Хоть один новый человек появился.

— Я тут давно не новый. А тебя вот — первый раз вижу. К художникам идем, что ли?

— Ну да, к художникам…

— Тогда ты не туда рулишь, вот сюда нужно, — указывал дорогу Благодатский и вел сам, понимая: готочка была уже изрядно пьяна.

Часть кладбища — поздней разработки — располагалась в низине. Плавного перехода между высоким и низким не существовало: высокое от осыпи предохраняла кирпичная стена высотой в человеческий рост. Вдоль этой стены и вёл пьяную готочку Благодатский: в место, называемое «у художников»: к скученным нескольким могилам художников и художниц с близстоящей лавочкой и высокой липой. В стене там виднелась несколькосантиметровая выемка со следами располагавшегося в ней некогда барельефа, украденного и сданного на вторцветмет бомжами. Рядом две могилы без ограды образовывали ровную утоптанную площадку, ограниченную с одной стороны — прямоугольными гранитными надгробиями, с другой — прислоненной к дереву кованой лавочкой.

— Я вообще тут собираюсь стихи писать, — заявляла Евочка, падая на лавочку и роясь в сумке.

Благодатский усмехался, закуривал сигарету и прислонялся к липе. Спрашивал:

— А я что, свечку держать буду?

— Ну да, — серьезно отвечала готочка, вытаскивала из сумки блокнот и вручала свечу — Благодатскому. — Сюда свети.

Принималась листать. Благодатский приближался и с искренним интересом разглядывал покрытые мелкими буквами страницы, но было слишком темно и мелко, чтобы прочесть хоть что-нибудь.


Рекомендуем почитать
Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Засунь себе в задницу!

3 июня 1968 года радикальная феминистка Валери Соланас пыталась убить Энди Уорхола. Она обвиняла художника в том, что он похитил рукопись ее пьесы «Засунь себе в задницу!». Пьеса нашлась лишь 30 лет спустя, после смерти Соланас, и была впервые поставлена в 2000 году. Она завершается символическим убийством мальчика с «заклеенной пиписькой». Валери Соланас считала, что общество должно избавиться от мужчин, и сформулировала свои идеи в знаменитом манифесте.


Анархо

У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.


Всякая тварь

В сборник Алмата Малатова, известного читателям «Живого журнала» как Immoralist, вошли роман «Всякая тварь», рассказы «Orasul trecutului» и «Лолита: перезагрузка».


«Шалом Гитлер! ».

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Субботняя ночь в городе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.