Готовься к войне - [2]

— Ни с кем не соединяй, — произнес он и прошел к себе в кабинет.

Тут его накрыло. Третий раз за два дня, подумал Знаев. Плохо. Пора опять ко врачу. Рванул дверь туалета, наклонился, однако тошнота не превратилась в рвоту. Выпрямился, подышал носом. Нет, нормально. Держусь. Возможно, я просто ипохондрик.

Вернулся в рабочее пространство. Возле шкафа с личными бумагами несколько мгновений помедлил, чтоб настроить мозги. Достал с полки рукопись — черную папку — файл с ярлыком на корешке: «Налог на имущество, 2003 г.». Когда-то внутри действительно хранились казенные декларации. Потом истек срок давности, и он все выбросил, — а надпись оставил. Из скрытности. И из стеснения. Не все знали, что он пишет книгу. Верней сказать, никто не знал. Только бывшая жена и Алекс Горохов.

Банкир сочинял монографию уже почти три года — по полторы, по две страницы в неделю — и конца не видел. Новый материал, требующий всестороннего осмысления, поступал в огромном количестве. Банковский бизнес мощно рванул вверх, когда в жизнь человека вошли машины, умеющие считать, компьютеры. Последние сорок лет истории планеты сопровождались бумом финансовых технологий; люди толком не успевали освоить старые инструменты, как появлялись новые, более совершенные. Создание фундаментального труда, описывающего процессы развития частного банкинга, пусть в отдельно взятой России, было делом почти немыслимым. Но Знаев верил, что сумеет добраться до финиша.

Польза от его книги будет несомненной. Книга, подобно «Алхимии финансов» Сороса, займет место на полке всякого неглупого амбициозного клерка. Теоретический, однако, живо написанный труд, посвященный основным принципам и приемам сбережения чужих денег. Нет, не «чужих» — всех, сколько их есть; деньги принадлежат человечеству в целом, что может быть очевиднее? Про это и книга. Капитал есть не что иное, как кот, гуляющий сам по себе, он меняет одного хозяина на другого по собственной воле, повинуясь зову природы; его невозможно приручить.

Сосредоточившись на такой парадоксальной, но неопровержимой предпосылке, Знаев на протяжении получаса медленно присоединял слова, одно к другому, — сначала в голове, затем в виде знаков на экране монитора, пока не составил очередной крепкий абзац и не ощутил слабость и головную боль. Устал. Нет занятия тяжелее, чем рожать мысли.

Распечатал, перечитал с листа — понравилось. Пробил дыроколом отверстия, раскрыл папку, перевалил увесистую стопу бумаги справа налево (испытав секундный прилив совершенно детской гордости), разъял зажим, подшил новый лист в конец. Перевалил обратно, слева направо. Бросил взгляд на первую, уже с загибающимися грязными углами, страницу: на эпиграф, найденный в Притчах Соломоновых.

«Видел ли ты человека проворного в своем деле? Он будет стоять перед царями; Он не будет стоять перед простыми».

Цитата, если честно, имела немного общего с содержанием опуса, зато точно определяла содержание жизни автора — а это, как считал автор, самое главное.

Спрятал рукопись, опять пошел в уборную — ополоснуть лицо. Когда, приглаживая волосы, вышел, Горохов уже стоял посреди зала: щуплый, бледный, насквозь пропахший табаком (курил сигары, трубку, ну и по пачке в день обычных сигарет), руки вдоль тела, на запястье дешевые пластмассовые часы.

От банкирова помощника упругими волнами исходило подобострастие. Алекс Горохов, умный и чрезвычайно осторожный малый, с годами, по мере роста собственного благосостояния, явно стал бояться за свое место. Первый заместитель председателя правления являл собой редкий тип мужчины, упорно не желающего верить в то, что дела идут блестяще. Разумеется, он делал вид, что доволен собой, но, на взгляд многоопытного Знаева, это не очень получалось. Штучные пиджаки и дорогие галстуки, резкие жесты и матовые плотные щеки правильно питающегося самца никак не сочетались со взглядом: настороженным, унылым и неярким.

Горохов был правой рукой босса. Отвечал за всю текущую работу. В банке его не любили.

— Неважно выглядишь, — сказал Знаев. — Когда ты уже отдыхать научишься?

— Я умею, — осторожно возразил первый зам. — Только мне некогда. В августе, если получится, махну в Шанхай. На неделю. Там и отдохну.

Знаев помолчал, посмотрел на щеки заместителя и спросил:

— Когда отдыхает сердце?

— В смысле?

— Сердце, — повторил банкир. — Оно сокращается семьдесят раз в минуту. Оно не останавливается никогда. Работает днем и ночью. Семь дней в неделю. Когда оно отдыхает?

Горохов пожал плечами.

— Не знаю.

— А я — знаю, — сказал Знаев. — Сердце, Алекс, отдыхает тогда же, когда работает. Моменты сокращения мышцы чередуются с моментами полного расслабления. Учись у собственного сердца.

Первый зам грустно улыбнулся.

— Это надо понимать так, что отпуск мне не грозит?

— Ты ж только в мае ездил.

— Я торчу в конторе по шестнадцать часов в день.

— Тогда, — с веселой издевкой сказал банкир, — повесь себе на грудь медаль. Кому ты жалуешься? Давай, рассказывай, что сегодня было.

— День как день, — пожал плечами Горохов. — Подняли около пятнадцати тысяч. Остаток на счету — почти сорок миллионов… Да, вот еще. С утра была потеха. Прибежал какой-то лох и положил на депозит двести тысяч евро.