Готовься к войне (Кат) - [5]

Несмотря на двухстороннее воспаление легких, Катсецкий наотрез отказался ложиться в больницу. Лечился по старинке: скипидаром, козьим жиром с горчичниками и чистым медицинским спиртом.

Надпись «Наружное» на спиртовом флаконе игнорировал напрочь и принимал «лекарство» исключительно внутрь. На второй день к больному наведался близкий друг и сослуживец по прозвищу Степка-Быкголова, служивший начальником корпуса при тюрьме. Гость был высокого роста, одинаково широкий в тазу и в плечах. Казалось, что серая шинель у офицера внутренних войск вот-вот лопнет по швам. Непомерно большой головой, с выдвинутой за пределы допустимого челюстью и крупными, пожелтевшими от табака и крепкого чая зубами, он полностью оправдывал свой псевдоним. С его приходом Архиреева дача наполнилась запахом лука, водки, топотом и громовым начальственным басом. В качестве гостинца он принес несколько головок чеснока, банку топленого смальца и связку бубликов с маком.

Левша с первого взгляда стал относиться к Быкголове с пониманием. У них была общая черта. На поселке его самого прозывали Лошадиной головой или Пуголовком. Но его это не смущало. Он рос, а голова оставалась почти такой же и пропорция восстанавливалась. И еще надеялся, что качество мозгов в голове с годами станет соответствовать количеству.

Быкголова сразу же откомандировал «Пуголовка» в город за фельдшером.

- И пусть не засиживается,- напутствовал он посыльного, вручая на дорогу бублик. - Скажи, мол, оперативник пострадал ... при исполнении. Ранение в руку. - Указал взглядом на замотанную не совсем свежим вафельным полотенцем ладонь Никанора. И, понизив голос, добавил:

-Заслуженный чекист ... Участвовал в ликвидации самого ...

Как иллюстрацию к сказанному поднял вверх два волосатых пальца. Кат неодобрительно заворочался в постели, дотянулся до стоящего на тумбочке графина с водой, и, судорожно дернув острым кадыком, сделал несколько глотков.

- Лишнее сказал, Степа. Пить надо меньше. Хватит меня расхваливать. Как будто речь держишь на моих похоронах. Рановато. Поживу еще ... Врагам на злобу. И еще помочусь на их могилах, - недовольно прервал гостя Никанор и, глядя в упор на Левшу, добавил:

- Он парень бойкий. Сам найдет что сказать.

Левша сгрыз с бублика мак, спрятал в карман и отправился за фельдшером.

Худенький старичок фельдшер нервно поправил очки с круглыми, выпуклыми линзами, придающими его лицу удивительное сходство с ночным филином. Недовольно принюхиваясь к резкому запаху скипидара, медик внимательно обследовал больного и констатировал:

- Крупозное воспаление легких. Рекомендую постельный режим. И три раза на день пенициллин. Без него не обойтись.

Фельдшер выписал рецепт, размотал Никанорову ладонь и, поморщившись, с язвительной улыбкой, добавил:

- А рана на руке неглубокая. Достаточно помазать зеленкой.

Никанор перевернулся на бок, выставил из под одеяла жилистую руку, и, сжав ладонь в кулак, помахал перед носом у эскулапа.

- Ты, клистир, продери очи и не особо иронизируй. Сам вижу: не рана это, а царапина. На мне ран нет и быть не может. Я ни пули, ни ножа не страшусь. Заговор на мне, проклятие. И какая смерть мне суждена – знаю. Так что сделал дело и будь здоров.

Предложение не пришлось повторять дважды. «Клистир» накинул пальто, наспех обмотал горло вязаным шарфом и, подхватив под мышку саквояж, с такой силой хлопнул дверью, как будто хотел заколотить её навсегда.

Левша стал ежедневно заходить к Катсецкому. Никанор еще месяц пролежал в постели, и ему была необходима помощь. Левша мотался в город за продуктами и лекарствами, мыл полы и топил углем печку так, что чугунные конфорки раскалялись докрасна. Уголь, который Никанор получал на ведомственном складе, был большими кусками и матово блестел на солнце. Левше, прежде чем засыпать печь, долго приходилось крошить его ломом. С того времени стало теплей и у них с матерью.

- «Антрацит», - с уважением говорила она, засыпая в печку ведро Никанорового угля. Не то, что наш курной «орешек», пополам с пылью.

Несколько раз приходил Быкголова, приносил продукты и рассказывал тюремные новости и анекдоты. Столкнувшись в дверях с Левшой, он хлопнул его по плечу и пробасил:

- Молодец. Не доведи Бог, попадешь ко мне на корпус, подберу лучшую хату. С ворами сидеть будешь.

- Типун тебе на язык, - зло одернул корпусного Никанор. - Хотя ни от чего зарекаться нельзя.

Каждый день из тюремной медсанчасти к Катсецкому приходила медсестра и колола пенициллин. Была она среднего роста, чуть полнее, чем бы ей хотелось, вся в веснушках и поминутно улыбалась. Левша улыбался в ответ, грел на печке воду, сливал над ведром, когда она мыла руки, помогал кипятить шприцы и вился около нее как уж.

Никанор исподволь наблюдал за стараниями Левшу и ухмылялся. Когда медсестра, попрощавшись, уходила, его масляный взгляд провожал ее до самых дверей и словно увязал в темноте коридора, где постепенно затихали ее шаги.

- Правильно мыслишь, казак. Эту конопатую не плохо бы пригласить на собеседование. Нашему брату без женского внимания никак не годится. Природа всегда возьмет верх. Я хоть и не первой молодости, но постоянно об этом думаю. В мире всем движет любовь и голод. Все остальное прах и суета.