ГоТМ. Книга вторая - [62]

Воин, отбежав назад для разгона, разбежался и швырнул древко настолько сильно, что то зазвенело в воздухе, впишись острием в чучело левее от цели. Хродгейр подкинул в руке несколько раз древко, отошел немного назад, и, сделав несколько стремительных шагов запустил снаряд. Прорвав воздух со свистом пули, древко вонзилось в край белой точки, что несомненно было ближе к цели, чем копье воина. Секунду все молчали, изучая глазами чучело, но в следующий миг пространство взорвалось криками ликования, аплодисментов и топотом ног, закручивающихся в витиеватых движениях однообразного танца.

К довольному здоровяку подошел вождь-старейшина, возрастом не старше и сорока лет, но выглядевшем гораздо старше остальных. Рядом с ним был мальчик в набедренной тряпице, что, выступив вперед, заговорил, переводя слова вождя:

– Ты оказался достойным соперником, любой воин будет мечтать о таком друге и будет дрожать от такого врага. Показав превосходную победу, ты должен быть отблагодарен. Выбирай себе то, что мы можем дать и не проси того, чего мы дать не в силах. Тебя ожидает три вознаграждения. Говори!

– Э… Вот так прям сразу? – замялся здоровяк, сверкнув огоньком глаз в сторону пышногрудой девицы, что стояла и улыбалась, потупив глазки.

– Про еду не забудь! – ужаснувшись и сжав сильнее прутья, заорал Брут, осознав к чему все идет.

– Э…Да! Вот того кабанчика моим сокамерникам! – спохватившись, он указал на шипящую жиром, покрывшуюся золотистой корочкой тушку над костром. Старейшина кивнул, и несколько ботов поспешили выполнить наказ.

– А мне – ее! – выдал он залпом, схватив за руку и притянув к себе пританцовывающую, хихикающую девушку. – И твою хижину!

Старейшина насупил брови и Хродгейр поспешил поменять хижину вождя на любую другую. Придя к согласию, здоровяка, нежно обнимающего за талию девушку ручищей, повели мимо клеток к одной из лачуг. Проходя мимо, он заорал пленникам, алчно впивающимся в сочную плоть и рвущим ее с вожделенным наслаждением на лице:

– Я же говорил вам!

– Молоток, Хродгейр! – с набитым ртом пробормотал Стив, сжав над головой кулак перепачканный в мясном соку.

Брут хотел поблагодарить здоровяка за самый прекрасный ужин в его жизни, но кусок плоти во рту оказался настолько ароматным, питательным и хрустящим, что он так и не смог сказать ни слова.

Набив брюхо до отвала, сожрав полкабана, парни валялись на подстилке, не в силах шевельнуться, они только и делали, что глядели в серебрившиеся звезды и сгорающие в атмосфере кометы. А также, уже битый час слушали крики и стоны, разносившиеся над всей деревней и вводящие в заблуждение бодрствующих обитателей леса. Исходили ахи и охи из той лачуги, которую так доброжелательно предоставил старейшина победителю вместо своей хижины. В процессе, это непрекращающееся действо, начинало порядком бесить и выводить из себя, но у Брута сейчас не было сил даже злиться, и он попросту пытался не акцентировать на этом внимание и старался наслаждаться моментом. А момент был поистине прекрасным, стоящим того, чтобы его запомнить и вспоминать снова и снова, вплоть до самой старости. Все те испытания и лишения, пройденные за два дня, стоили того, чтобы вот так запросто валяться на голой земле, посреди сотен километров саван, лесов, гор, среди миллионов враждебных ботов и хищных животных и, набив пузо, созерцать причудливые узоры вселенной. И сейчас, находясь в безумной опасности, ему стало так хорошо и легко, он почувствовал себя настолько свободным, насколько вообще было под силу человеческому существу… По-настоящему свободным. Никогда прежде он еще не испытывал такого ощущения, – будто парил над своим телом, будто и не был телом вовсе, но ощущал себя, как нечто эфемерное, воздушное и он чувствовал себя счастливым, как когда-то давным-давно, в далеких днях детства, минувших быстро, словно просмотренный от начала до конца фотоальбом. Когда не нужно было думать о пропитании, работе, гаджетах, играх; о собственной крыше над головой, о новеньком мобиле… Не нужно было думать о кредитах и забивать голову бессмысленной, бесполезной информацией, а можно было просто чувствовать себя, быть собой и оставаться собой… Звезды закрутились в голове в медленном, грациозном вальсе, лица сменялись каскадом, крича и брызгая слюной, что он не прав, он должен работать и зарабатывать, он должен быть перспективным молодым человеком, иметь семью и мочь содержать ее… Но тут же каскад исчез и возникло одно лицо, молодой темнокожей женщины, лет двадцати, привлекательной внешности и добрыми чертами. Она улыбалась ему белозубой улыбкой, ее карие глаза смотрели так, будто гордились им. «Мама…», прошептал Брут, но нежное, родное лицо тут же метафизировалось в доброе, заботливое лицо бабушки. Полные губы ласково растянулись, и она заговорила: «Сейчас ты тот, кто есть на самом деле. Ты – чистое, нежное, мягкое существо. Но ты не должен сдаваться, когда теряешь себя, когда забываешь кто ты на самом деле. Ты должен бороться, должен быть сильным. Жизнь не всегда такая, какой нам хочется ее видеть, она, как кошка, которая гуляет сама по себе. Не печалься о том, чего не можешь постичь. Мы всегда будем любить тебя. Всегда, слышишь…» Последние слова были произнесены двумя голосами, лицо бабушки раздвоилось и теперь мать тоже смотрела на него. Они улыбались и растворялись среди звезд, во вселенской пустоте.