Готикана - [79]

После ужина она говорила своим друзьям, что собирается прогуляться, и либо встречалась с ним в Хранилище, которое все еще не было открыто для студентов из-за ремонта, либо встречалась с ним в его комнате в течение нескольких часов.

Они трахались.

Много трахались, с ненасытной потребностью, которая, казалось, становилась все более дикой, и интенсивной нежностью, которая, казалось, расцветала все глубже. Они также много разговаривали, отдышавшись в постели, или в ванне, глядя на замок, или в лесу, отправляясь на прогулку. Иногда они вообще не разговаривали. Иногда он играл свою музыку, изгоняя своих демонов, а она читала свои романы, признавая своих ангелов.

Кем бы они ни были, они просто были. Они перестали бороться с течением и отдались ему, не зная, куда оно их приведет.

Тот факт, что тела были найдены в озере, каким-то образом сделал эти леса еще более страшными в кампусе. В них больше никто не ходил, и слухи о том, что все мертвецы бродят по замку, казалось, находили все больше и больше подтверждения в умах людей. Все начали видеть призраков. Истории о призраках в башнях, в коридорах, в садах распространились по Университету. Дело дошло до того, что Корвине захотелось разбить себе голову, когда один из ее одноклассников поклялся, что видел призрака в туалете.

Корвина не верила всем слухам, главным образом потому, что голоса в ее голове стихли. Тем не менее, чувство облегчения не было тем, что она ощущала, когда приблизилась дата Чёрного Бала. Это было чувство обреченности, чувство, чего-то ужасного, чего-то ужасно неправильного. Доктор Детта так и не перезвонил, и это еще более неприятно.

— Я не могу этого объяснить, — сказала она Ваду, сидя в креслах библиотеки после интенсивного, блаженно оргазмического секса ранним утром. — Это похоже на то… как мои инстинкты кричат на меня. Должно произойти что-то плохое, и я не знаю, что именно.

Вад подбросил дров в камин, сидя на корточках, его привлекательное лицо было освещено светом огня. Погода определенно становилась лучше в дневное время, но раннее утро все еще было слишком холодным.

— Есть ли что-то конкретное, что вызывает это? — спросил он, усаживаясь в плюшевое красно-коричневое кресло рядом с ней и застегивая рубашку, у которой не хватало пуговицы где-то на полу библиотеки.

Корвина сделала паузу, обдумывая его вопрос, пытаясь вспомнить, когда у нее возникло такое чувство. Ее сердце упало.

— Оно усиливается после того, как мы вместе. Я… Я думаю, это может иметь какое-то отношение к тебе или, возможно, к твоей семье?

Он положил руку на ее беспокойное колено, успокаивая.

— Это может быть полностью гормональным. Я говорю это не для того, чтобы быть мудаком, но твои гормоны скачут, когда ты со мной. Ты испытываешь интенсивность. Это может стать причиной.

Иногда в его словах было слишком много смысла.

Корвина вздохнула.

— Тогда мы вернулись к началу, когда у меня ни о чем не было ни малейшего представления.

Он сжал ее колено.

— Аякс приходил вчера. Сказал, что опознали десять жертв. Четверо остаются неизвестными.

— Но ведь их было пятнадцать, верно?

Корвина помнила по пустым могилам.

— Да, — он встал. — Их могли спрятать в другом месте. Учитывая эти леса, мы можем никогда не узнать.

— Ты уходишь?

Корвина запрокинула голову, чтобы посмотреть на него, видя его высокое, широкое тело, покрытое черным, его волосы, зачесанные назад, с седой прядью, сверкающей в свете огня, подчеркивающей его красивые скулы и эти обжигающие, потрясающие серебристые глаза, которые ни на йоту не потеряли своей интенсивности. Боже, он был таким же великолепным, каким она обнаружила его в ту первую ночь несколько месяцев назад.

— Сегодня я защищаю свою диссертацию, — он наклонился, накрывая ее губы своими, крепко целуя, прежде чем прижаться поцелуем к ее пирсингу. Его глаза сияли. — Будь хорошей.

Она улыбнулась.

— Когда я нет?

Его губы скривились, прежде чем он взял две книги со стола, на котором трахал ее, и вышел.

Корвина выдохнула, возвращаясь к изучению критической теории, узел в ее животе все не распутывался.

Именно в этот момент Корвина впервые в своей жизни открыла дневник, сняла колпачок с ручки и позволила мыслям течь своим чередом.

Ветер в стенах

Вторит тайнам и грехам,

Шепчет мне,

Призывая прислушаться,

И я стараюсь

Неудача

Не слыш у приближающейся смерти

Это приближается

Она посмотрела на то, что, черт возьми, она написала в своем потоке сознания, закрыла глаза и оторвала страницу, бросив ее в огонь. Он пожирал его, чернила таяли в пламени, поглощенные пеплом, который останется в конце.

Поглаживая рукой свой дневник, она тихо начала писать историю девушки, которая умерла в замке, бродя по стенам в поисках возлюбленного, который так и не пришел.

Джейд обнаружила ее несколько часов спустя, сидящей в кресле и яростно строчащей в своем дневнике, будто открылись шлюзы.

Джейд уронила сумку на пол, посмотрела на пустой стол Миссис Суки и упала в кресло, в котором несколько часов назад сидел Вад.

— Я больше не могу учиться, — пожаловалась она усталым голосом. — Если мне придется прочитать еще одну дату для Истории, я совершу что-то радикальное.