Государство Солнца - [13]

План этот поначалу показался мне очень лёгким. Заговорщики решили весной захватить корабль «Пётр», который остался зимовать на Чекавке. Хотя капитан корабля уехал в Охотск на собаках, Беспойск брался и без капитана привести корабль к Тапробане. Захватить корабль было нетрудно, так как стоял он далеко от крепости, да и матросы не стали бы особенно сопротивляться.

Однако захват корабля ещё не решал дела. Для дальнего морского плавания нужно было много продовольствия, пороху и других запасов. Всего этого на «Петре», конечно, не было. Выходить же в океан на пустом судёнышке было безрассудно: мы все погибли бы от голоду тут же, в северных водах.

Хрущёв подсчитал, сколько нам надо мяса, соли, муки и воды, чтобы добраться до экватора. Но подсчитать было легко, а заготовить трудно. Если бы ссыльные стали скупать оленей и рыбу в больших количествах, то слух об этом распространился бы по Большерецку, и нам несдобровать. Чтобы скрыть наши подлинные намерения, надо было придумать какой-нибудь законный предлог для заготовки продовольствия. И Беспойск придумал такой предлог.

Он подал Нилову бумагу, в которой просил разрешить ссыльным заготовку продовольствия, чтобы весной на самом юге Камчатки, на мысе Лопатка, можно было бы устроить земледельческую колонию. Беспойск доказывал в бумаге, что хлеб и овощи на Лопатке будут прекрасно родиться, так как тепла там достаточно. Нилову эта мысль понравилась — на Камчатке всегда был недостаток в хлебе и картофеле, — но дать разрешения на колонию он боялся. Говорил, что надо запросить охотского губернатора, и дело тянулось. Тогда Беспойск подал Нилову второй доклад, который просил отправить в Петербург. В докладе этом он писал, что можно с незначительными силами переправиться из Камчатки в Америку, выгнать оттуда испанцев и подчинить Калифорнию российской короне. Для этого надо только иметь на Камчатке вдоволь продовольствия, то есть опять-таки обработать силами ссыльных южную часть Камчатки. Над докладом этим Беспойск смеялся, хотя и говорил, что его шутка может иметь успех в Петербурге: царица любит грандиозные замыслы и не жалеет на них средств.

Несмотря на оба эти доклада, Нилов разрешения на колонию не давал — боялся выпустить ссыльных из-под своего наблюдения. Но Беспойск не унывал: бывал у коменданта каждый день и все ему доказывал, что царица будет довольна, если на Камчатке разведут капусту и морковь. Кроме коменданта в Большерецке Беспойск познакомился со всеми купцами и их подбивал на устройство колонии. А между разговорами обыгрывал купцов в шахматы на большие деньги. Вообще без дела он оставаться не мог. Писал книгу о Камчатке и составлял словарь камчадальского языка, который посвятил Нилову. Выбрал время, чтобы съездить в сторону речки Банной, где из-под земли бьют кипящие ключи. Привёз оттуда целый штоф воды и говорил, что она помогает от всех болезней. Вечно он куда-нибудь торопился, но в то же время входил во все мелочи. Заставил меня звать мою собаку Неста Нестором и обещался рассказать как нибудь, кто такой был этот Нестор. Несмотря на то, что Беспойск часто бывал в отсутствии, без него не принималось ни одного серьёзного решения. Замещал его обычно Хрущёв, но и Хрущёв без поляка на многое не решался.

Сам Хрущёв, сказывали, был в Петербурге горьким пьяницей и болтуном. За свой язык он и поплатился: на офицерской пирушке ругал императрицу сукой, а товарищи донесли. Хрущёва арестовали, пытали поркой, приговорили к смертной казни. Но Екатерина его помиловала и заменила казнь вечной ссылкой на Камчатку. Теперь Хрущёв, проживши в Большерецке восемь лет, стал другим человеком. Читал книги, которые ему присылали из Петербурга, и совсем бросил пить. Но весёлый нрав его сохранился, он любил пошутить и посмеяться. В доме у него было очень хорошо. По стенам висели оленьи шкуры с рогами, а на полках стояли книги и коряцкие идолы. Мне он очень нравился.

Под стать Хрущёву был Панов, новый ссыльный, приехавший с Беспойском. Он тоже в Петербурге шёл против царицы и за это попал в наши края. Смельчак он был отчаянный, но и человек жестокий. Всегда предлагал самые крайние меры. Настаивал, например, на том, чтобы мы перед побегом убили Нилова, а крепость ограбили. Говорил, что и продовольствия нечего заготовлять, если так сделаем.

Жил Панов вместе со Степановым, который попал на Камчатку по одному с ним делу. Степанов этот был отчаянный пьяница. Именно его мы встретили в пьяном виде в первый день приезда Беспойска в наш посёлок. Вечно он ходил в Большерецк за водкой, возвращался оттуда навеселе и заводил ссоры с офицерами. Был он очень шумлив и придирчив, широк в плечах и силён.

Ещё в заговоре принимали близкое участие: шведский офицер Винбланд, старик Турчанинов, у которого был отрезан кончил языка, лекарь Магнус Медер и Батурин.

Батурин тоже приехал вместе с Беспойском. Ему было около шестидесяти лет и ходил он с длинной седой бородой. Перед приездом на Камчатку он по приказу Елизаветы просидел в Шлиссельбургской крепости в одиночке двадцать лет и даже русскую речь позабыл, — с ним запрещено было разговаривать тюремщикам и солдатам. Случайно он узнал, что на престоле уже нет Елизаветы, а Екатерина. Подал прошение о помиловании, но вместо помилования Екатерина отправила его на Камчатку. Теперь он много говорил, даже не говорил, а кричал. При этом глаза его блестели.