Государство и политическая форма - [20]
Это безграничное расширение понятия демократии до всеобщего идеального понятия происходит как у буржуазных либералов, так и у социал-демократов. Такие либералы, как Хобхаус (L. Т. Hobhouse. Democracy and Reaction, 2. Aufl., London, 1909, S. 140), обозначают демократию как «применение этических принципов к политике», в действительности это именно либеральное. Жорес описывает демократию как справедливость, человечность, Лигу Наций и дружбу — понимание, характерное для социал-либерализма Второго Интернационала и его специфической связи с Женевской Лигой Наций (Каутский, Бернштейн, Макдональд, Эррио, Поль Бонкур, Тома, Брантинг, Вандервельде). Так возникают уникальные комплексы идей, в которых понятия уже неразличимы. Для подобного подхода типична книга Масарика (Th. G.Masaryk. Les probl?mes de la D?mocratic, Paris, 1924, с предисловием Альбера Томы).
II. Понятие равенства. Для демократического понятия равенства недостаточно какого-нибудь всеобщего и безучастного равенства, которое наличествует само по себе без соотнесения с субстанцией или ценностью. Специфическая государственная форма демократии может основываться лишь на специфическом и субстанциальном понятии равенства.
1. Всеобщее равенство людей. Равенство всего того, «что имеет человеческий облик», не в состоянии обосновать ни государства, ни государственной формы, ни формы правления. Из него невозможно получить никаких специфических различений и разграничений, только одни упразднения различений и границ; на его основании невозможно конституировать никаких особого рода институтов. Оно может разве что способствовать тому, чтобы растворить и упразднить различения и институты, которые уже утратили в себе силу. Как любая сфера человеческой жизни и мысли — религия, мораль, право и экономика, — политика также имеет свои особые различения. Из того, что все люди суть люди, не вывести ничего специфического ни в религиозном, ни в моральном, ни в политическом, ни в экономическом [смысле]. Экономическое различение производителя и потребителя, например, или юридическое различение кредитора и должника, естественно, не может объясняться тем, что производитель и потребитель, как и кредитор и должник, оба суть люди. Ссылка на это всеобщее человечество может ослаблять известную жесткость, оказывать смягчающее и релятивирующее воздействие, однако не может конституировать никакого понятия. Напротив, если общее для всех равенство людей должно быть единственно определяющим и решающим, то уже будет невозможно проводить какие-либо специфические различения. Идея человеческого равенства не содержит ни юридического, ни политического, ни экономического критерия. Его значение для учения о конституции заключается в том, что оно относится к либеральному индивидуализму и служит принципу основных прав.
Равенство, которое не имеет никакого иного содержания кроме общего для всех людей равенства самого по себе, было бы неполитическим равенством, поскольку у него отсутствует коррелят для возможного неравенства. Любое равенство получает свое значение и свой смысл через коррелят возможного неравенства. Оно тем более интенсивно, чем сильнее неравенство в отношении тех, кто не относится к равным. Равенство без возможности неравенства, равенство, которое существует само по себе и которое вообще невозможно утратить, является бесполезным и безразличным.
2. Демократическое понятие равенства есть политическое понятие, которое, как любое подлинное политическое понятие, отсылает к возможности различения. Поэтому политическая демократия может основываться не на неразличимости всех людей, а лишь на принадлежности к определенному народу, причем эта принадлежность к народу может определяться посредством сильно различающихся моментов (представления об общей расе, вере, общей судьбе и традиции). Поэтому равенство, относящееся к сущности демократии, направлено вовнутрь, а не вовне: внутри демократического государственного сообщества все подданные государства равны. Отсюда для политического и государственно-правового подхода следует: кто не относится к государству, тот не рассматривается в рамках этого демократического равенства. Равенство здесь вовсе не означает, что демократические афиняне не отличают себя от варваров или что демократический народ Соединенных Штатов принимает любого чужака как гражданина государства. Если с чужаком обходятся как с равным, то это не затрагивает политические дела, и речь идет о последствиях всеобщих либеральных основных прав в неполитической сфере (частная собственность, правовая защита и т. п.).
