Государи всея Руси: Иван III и Василий III. Первые публикации иностранцев о Русском государстве - [50]

/Сейм латеранский и сношения великого князя с королем Датским/ Явным сему доказательством служит то, что во время возвещения блаженной памяти папою Юлием II буллы о сейме латеранском[217], Василий, чрез посредство Датского короля Иоанна, с которым находился в самых тесных и дружественных связях, просил о дозволении в лице своих послов присутствовать при означенном сейме. Истину сего события засвидетельствовал предместнику Вашего Святейшества, папе Адриану VI, мне самому и многим другим лицам, ныне в Риме находящемся, Нидрозиенский архиепископ Эней[218], муж доблестный, бывший в то время канцлером при Датском короле и умерший прошедшею зимою в апостольском дворце. К несчастью, смерть Юлия II, случившаяся в одно почти время с кончиною Датского короля Иоанна, воспрепятствовала исполнению желаний великого князя.

/Сношения великого князя с Максимилианом/ Спустя некоторое время после того, при блаженной памяти верховном первосвященнике Льве Х[219], Василий настоятельно домогался у императора Максимилиана титла королевского[220] и, конечно, согласился бы присоединиться к Римской церкви, если бы тайные козни и хитрость Польского короля не разрушили сего дела. Об этом происшествии подробно рассказывал предместнику Вашего Святейшества, мне и многим другим преосвященный Иероним Бальбо, епископ Гургский, приезжавший недавно послом к папскому двору от Фердинанда, эрцгерцога Автрийского, и бывший свидетелем переговоров между императором и Василием. Но к чему искать нам случаев отдаленных?

/Перемирие Василия с Сигизмундом/ Не самый ли этот Василий еще в нынешнем году ясно доказал преданность свою и желание соединиться с нами, во-первых, тем, что заключил на 5 лет перемирие с старинным врагом своим королем Польским (в то именно время, когда по взаимной вражде государей весь христианский мир едва не попал под власть турок и когда он легко мог воспользоваться этими обстоятельствами для совершенного разорения нашего[221]); а во-вторых, тем, что прислал послов к тому же самому Польскому королю, с 600 всадников и 200 повозок, прося его, как ближайшего и более других известного ему соседа, склонить прочих государей, дабы они, забыв, подобно ему, взаимные свои распри и обиды, занялись наконец благом христианского мира и соединили помыслы свои и оружие против общего врага имени Христова. Вместе с сим он предлагал самого себя и весь народ свой в поборники этому священному делу. О сем писал предместнику Вашего Святейшества, папе Адриану VI, преосвященный Фома Негро, епископ Скардонский, находившийся тогда нунцием апостольского престола при дворе короля Польского и бывший свидетелем переговоров, по сему предмету происходивших. Ныне этот епископ проживает в Риме и может во всякое время подтвердить истину того, что я объяснил здесь Вашему Святейшеству.

Нужно ли после сего искать новых доказательств христианского и братского к нам расположения государя, почитаемого нами еретиком и почти язычником и против коего мы не раз поднимали духовное оружие наше. В деле нашего спасения и для блага христианского мира он являет себя более истинным христианином, чем многие из наших государей, именующихся кафолическими, христианнейшими и ревностными защитниками веры, и которых со всем тем благочестивый Адриан VI, предместник Вашего Святейшества, ни просьбами, ни мольбами, ни пастырскими наставлениями не мог склонить к тому, чтобы они в эту годину общественного бедствия прекратили войны свои, более нежели междоусобные. В этих войнах не обращают они не малейшего внимания на кровь христианскую, как воду, ими проливаемую, на бедствия подданных, предаваемых конечному разграблению, даже на самый гнев Господень, как будто для них не существует Бога, которому они никогда не дадут отчет в своем необузданном желании властвовать, в своих частных союзах и распрях и в губительных войнах, беспрерывно между ними возникающих. Кто бы поверил, что в то самое время, когда ни апостольская власть, ни строгость церкви не могут убедить западных государей принести в жертву Христу Спасителю взаимные обиды свои, или отложить на время свое мщение, или, по крайней мере, заключить между собой перемирие на три года для пользы христианского мира, придвинутого враждой их на край пропасти, – государь еретический для блага того же самого христианского мира (который, верно, бы погиб без помощи его) заключил с королем Польским перемирие не на 3 года, а на 5 лет, и в ту именно эпоху, когда ему представлялся удобнейший случай одолеть и в конец истребить старинного врага своего? Кто бы поверил, что в то самое время, когда наши государи православнейшие и христианнейшие, наши ревностные защитники веры истребляют друг друга и проливают потоки крови Христианской, не заботясь ни о взятии Родоса[222], который легко бы защитить могли, ни о покорении Белграда[223], ни даже о том, что турки стоят, так сказать, над их головами, – один только еретик радеет о спасении нашем, умоляя всех пробудиться от глубокого усыпления, взвесить собственные пользы и обратить хотя некоторое внимание на горестное положение наше, готовящее нам явную погибель? Кто бы поверил, что тот, кого мы бы должны были страшиться, как врага лютейшего, предлагает в защиту нашу себя и весь народ свой, тогда как государи православные не хотят и помыслить о помощи христианскому миру, который сами если не совсем уже предали в руки врагов, то, по крайней мере, разорили в конец; ибо положение владений их таково, что вряд ли можно соделать его более бедственным? Из всего этого явствует, что Московский государь (если только судить о людях по делам их, а не по тщетным и пустым титулам) вполне заслуживает имя монарха христианского; наши же государи, со всеми их пышными титулами, недостойны даже названия еретиков и язычников.