Государевы вольнодумцы. Загадка Русского Средневековья - [25]

На первый взгляд, кандидатура Зосимы казалась абсолютно непроходной. Еще недавно этот человек был малозаметным чиновником великокняжеской канцелярии. В «жидовство» его свел протопоп Алексей, который и рекомендовал великому князю использовать Брадатого «по духовной части», сделав архимандритом Симонова монастыря. По натуре Зосима был человеком слабовольным и подверженным многим порокам. По отзывам современников, он «имел прилежание к вину и питал слабость к молодым голоусым монахам», то есть к пьянству и содомии. Делая на него ставку, кукловоды из окружения Елены Волошанки, видимо, рассчитали, что подверженным порокам Зосимой им будет легче манипулировать, нежели человеком твердых моральных устоев. Само выдвижение Брадатого на высший церковный пост братья Курицыны организовали через своего родича Досифея Курицына, влиятельного старца Симонова монастыря. Затем в бой вступила тяжелая артиллерия в лице руководителей Боярской думы, и, наконец, громогласно прозвучало слово самого великого князя. Против такого мощного натиска собор Русской православной церкви в отсутствии Геннадия Гонзова не смог устоять, и 26 сентября 1490 года Зосима стал митрополитом Московским и всея Руси. С этого дня еретики в прямом и переносном смысле поселились на митрополичьем подворье.

Циничная история с «выборами» митрополита дает представление не только о московских нравах того времени, но и определенным образом характеризует самих «жидовствующих». Сблизившиеся в умственных и религиозных исканиях еретики теперь объединяются во имя сугубо властных целей и начинают всюду расставлять своих людей. Возведение их ставленника в сан московского митрополита открывало перед еретиками огромные возможности воздействия на всю Русскую православную церковь.

Новый митрополит сразу дал понять, чью сторону он держит в конфликте церковных ортодоксов с «жидовствующими». На свое поставление Зосима не пригласил второго по статусу русского иерарха, каковым являлся новгородский архиепископ Геннадий Гонзов. Более того, он потребовал у Геннадия вторичного исповедания веры, что на церковном языке означало нечто вроде «служебного несоответствия» и явилось очередным жестоким унижением для новгородского архиепископа.

Так же спешно, очевидно, по прямому указанию великого князя, Зосима начал подготовку к секуляризации монастырских земель. Его рукописи пестрят пометками: «не подобает в монастырь давать село», «не стоит печься об имениях», «подобает инокам жить от своего рукоделия», в которых слышатся отзвуки будущей громкой полемики «иосифлян» и «нестяжателей». Одновременно еретики начинают готовить массированное наступление на весь институт монашества, используя аргументы, заранее подготовленные Иваном Черным.

Активность еретической партии вызывала у церковных иерархов растущую тревогу, и они попытались взять реванш за поражение на выборах митрополита. Инициативу вновь взял на себя архиепископ Геннадий. И хотя ему уже не раз дали ясно понять, что его борьба с ересью не нравится новому митрополиту и самому «державному», Гонзов переходит в открытую оппозицию высшей церковной и светской власти.

«Если великий князь того не обыщет и не казнит этих людей, — писал он в письме Зосиме, — то как нам тогда свести срам с земли своей!» Не убоялся Геннадий обличить и самого великого князя. Он обвинил его в «гробокопательстве». Во время развернувшего в Кремле бурного строительства было снесено несколько ветхих церквей. Кости мертвых свезли на Дорогомиловское кладбище, а на месте захоронений разбили дворцовый сад. Возмущенный Геннадий назвал эти действия властей «бедою земской» и «нечестью государской». «Кости мертвых вынесены, а тела остались на прежнем месте, рассыпавшись в прах, и на них сад посажен; а Моисей во Второзаконии не велел садить садов и деревьев возле требника Господа. Гробокопателям какова казнь писана: а ведь это оттого, что будет воскресенье мертвых, не велено мертвых с места двигать опричь тех святых. Коих Бог чудесами прославил. Где столько лет стояли Божьи церкви, где стоят престол и жертвенник — эти места неогороженны: собаки ходят по ним и всякий скот!»

Воодушевленные своим лидером епископы единогласно потребовали созыва Собора, и Зосима был вынужден выполнить их требование. Поскольку Гонзову великий князь снова запретил ехать в Москву, новгородский архиепископ разослал Послания участникам Собора, предлагая им не пускаться в прения о вере, а казнить еретиков, ибо «от явного еретика человек бережется, а от сих еретиков как уберечься, если они зовутся христианами. Человеку разумному они не объявятся, а глупого как раз съедят». «Люди у нас просты, — писал он, — не умеют говорить по обычным книгам; так лучше поэтому о вере никаких прений не плодить. Собор нужен не для прений о вере. А для того, чтобы еретиков казнить, вешать и жечь».

Призыв Геннадия «жечь и вешать» был навеян рассказами об испанской инквизиции, которые он услышал от проезжавшего через Новгород австрийского посла Николая Поппеля. «Сказывал мне посол цесарев про шпанского короля (Фердинанда II Католика. —