Государева охота - [108]

Он бессознательно коснулся левой рукой горла и, встав в позицию, отсалютовал Каскосу, который уже отдал честь и приготовился атаковать. С первого удара Алекс понял, что имеет дело с неожиданно сильным противником. Каскос явно получил хорошую подготовку, причем обнаруживал знакомство не только с итальянской школой фехтования, которой традиционно следовали испанцы, но и с французской, которая самому Алексу всегда нравилась гораздо больше, потому что давала больше свободы в выборе приемов. Скажем, парадов [39] в итальянской применялось всего четыре простых, во французской же не меньше десятка. Ударов во французской школе тоже было больше, чем в итальянской. Впрочем, в вольном бою школярские тонкости не имели никакого значения, ибо это был бой не просто во имя защиты чьей-то чести. С первых шагов Алекс понял, что Каскос навязывает ему бой не на жизнь, а на смерть.

Он почти не делая простых прямых ударов, а неутомимо чередовал батманы, то есть удар по шпаге противника и стремительный укол, затем, с ангаже, проворно ныряя своим клинком под клинок Алекса, который несколько раз только чудом уходил от уколов. Каскос не обходил своим вниманием и режущие отвесные удары, причем умудрялся так проворно защититься квартой с терцем или квартой с кругом, что Алекс не успевал воспользоваться мгновенным преимуществом и перейти от защиты в нападение. Неприятно было осознать, что чуть ли не первые в жизни Алекс перестал диктовать в поединке свои условия, а вынужден принимать чужие. Ему потребовалось время, чтобы понять, самая излюбленная его тактика — непрестанно навязывать противнику защиту, не позволяя перейти в атаку, — теперь используется Каскосом. Ну что же, эта тактика была придумана отнюдь не Алексом — она принадлежала более ловкому, более хитрому, более сильному из двух бойцов. В данном случае, увы, таковым оказывался Каскос...

Ну что же, всякое бывает в жизни! Алексу не раз и не два приходилось биться с более зрелыми, более проворными противниками. Но у него всегда были три преимущества: великолепная техника, хладнокровие и... решимость убить. А это — немало! Потому что даже у самого большого храбреца в решающий миг нанесения рокового удара может дрогнуть рука — вернее, может дрогнуть душа... У Алекса ни рука, ни душа никогда не дрожали. Суть заключалась в том, как он воспринимал битву. Он ни разу не сражался во имя какого-то пустого принципа, вроде защиты чьей-то никому не нужной чести. Он был выдрессированный, обученный убийца, он вывернулся бы из-под любого дегаже или какой угодно фанконады, потому что знал: его задача — убить. От него всегда защищались — даже нападая. Он всегда нападал — даже защищаясь. И как ни был неожиданно опасен Каскос — нельзя не признать, что подобные противники встречаются не часто! — Алексу надо было продержаться совсем немного, буквально несколько минут, чтобы дождаться, когда тело, израненное, избитое, отвыкшее повиноваться, снова обретет прежние навыки, шпага сделается не просто отдельным оружием, а частью руки, частью всего организма, а может быть, когда он сам станет всего лишь частью шпаги как орудия убийства... Алекс уже начал наполняться этими полузабытыми, на какое-то время утраченными ощущениями, почти почувствовал в себе прежнюю мощь, хладнокровие, жестокость к человеку, который ретиво махал шпагой напротив него, сам не понимая, что и зачем делает. У него была масса преимуществ перед Каскосом, ведь, если тот сражался из-за пустого оскорбления и ревности, Алекс твердо решил прикончить не в меру наблюдательного и слишком болтливого секретаря. Не счесть, сколько неприятностей он сумел обрушить на голову Алекса! Главное — еще неизвестно, как теперь разбираться с Кейтом! Поверит ли он Алексу? Удастся ли отвести ему глаза? Может быть, и удастся, если успеть вовремя заткнуть Каскосу рот, прежде чем шпион назовет имя девушки, которая оставила дону Хорхе пресловутый флакон. Ведь если Каскос узнает, что это была Даша, — тогда и впрямь все можно считать конченым, он не поварит ни единому слову Алекса, сочтет, что тот с самого начала морочил голову своему патрону, вознамерившись спасти жизнь русского государя. О, если Кейт проведает об этом, Алексу придется беспокоиться не только об этом злополучном Мальчишке: ему придется всерьез опасаться за собственную жизнь, а самое главное — за жизнь Даши!

...Какое счастье, что он родился на свет с этим чувством шпаги, с этим необучаемым, исконным умением предугадать движения противника, обмануть его, уйти от его обмана и нанести ему удар! Он уже знал, как покончит с Каскосом, он уже чувствовал, что это мгновение близко. Сейчас надо было вынудить противника поменяться с ним местами, чтобы затем прижать к колонне, схватить левой рукой его шпагу за клинок и, сделав сильнейший выпад, проколоть Каскоса насквозь. Алекс наступал, так сильно и стремительно действуя не только кистью, но и всей рукой от самого локтя до влившейся в гарду [40] ладони, что Каскос давно уже перешел от нападения к обороне и теперь просто вынужден был проводить навязанный ему маневр. И вот поворот совершился, секретарь прижат к колонне, шпаги скрестились, и, как ни пытался Каскос держать руку вытянутой, он вынужденно сгибал ее, все ближе и ближе подпуская к себе неумолимого противника.