Гостья - [46]

– Это глупо, – заметила Франсуаза, – его каждый раз видно.

– Он тут, – сказал какой-то мужчина.

– На четыреста франков, – объявил шулер.

Мужчина повернулся к Франсуазе:

– У меня только двести. Он тут, поставьте со мной двести франков, – торопливо попросил он.

Вправо, в середину, влево, это наверняка здесь. Франсуаза положила на карту две купюры.

– Семерка треф, – объявил шулер и забрал деньги.

– Какая глупость! – сказала Франсуаза.

Она стояла озадаченная, как недавно та женщина; ничтожный поспешный жест, не может быть, чтобы деньги действительно были потеряны, наверняка можно вернуться назад. В следующий раз, внимательно наблюдая…

– Пойдемте, – сказал Жербер, – здесь все соучастники. Пойдемте, вы потеряете все до последнего су.

Франсуаза последовала за ним.

– А ведь я прекрасно знаю, что никогда не выигрывают, – сердито сказала она.

Это был как раз подходящий день, чтобы делать подобные глупости. Нелепо все: места, люди, слова, которые говоришь. Как холодно! Мадам Микель была права, это пальто слишком легкое.

– А что, если нам пойти выпить по стаканчику, – предложила она.

– Я готов, – ответил Жербер, – пошли в большой кафешантан.

Спускалась ночь; урок закончился, но они наверняка еще не расстались. Где они находятся? Быть может, они вернулись в «Поль Нор»; если какое-то место нравилось Ксавьер, она тотчас устраивала там себе гнездо. Франсуазе вспомнились кожаные банкетки с большими медно-красными гвоздями, и витражи, и абажуры в красно-белую клеточку, но все напрасно: лица, и голоса, и вкус медовых коктейлей, все приобрело таинственный смысл, который рассеялся бы, если бы Франсуаза открыла дверь. Оба ласково улыбнулись бы, Пьер в общих чертах изложил бы их разговор, она пила бы из стакана через соломинку; но никогда, даже через них, секрет их встречи наедине не будет раскрыт.

– Вот это кафе, – сказал Жербер.

Это был своего рода ангар, обогреваемый огромными жаровнями, заполненный народом. Оркестр громко аккомпанировал певцу в солдатской форме.

– Я возьму водку, – сказала Франсуаза, – это меня согреет.

Липкая изморось проникла до глубины ее души, она вздрогнула; она не знала, что делать со своим телом и со своими мыслями. Она взглянула на женщин в галошах, закутанных в толстые шали, которые пили у стойки кофе с коньяком. «Почему шали всегда фиолетовые?» – задалась она вопросом. У солдата лицо было размалевано красным, он игриво хлопал в ладоши, хотя до непристойного куплета еще не дошел.

– Расплатитесь, пожалуйста, сразу, – попросил официант. Франсуаза обмакнула губы в свою рюмку, рот ее наполнил резкий вкус бензина и плесени. Жербер внезапно расхохотался.

– В чем дело? – спросила Франсуаза; в эту минуту ему можно было дать лет двенадцать.

– Сквернословие всегда вызывает у меня смех, – смущенно ответил он.

– Что за слово вдруг заставило вас рассмеяться? – поинтересовалась Франсуаза.

– «Смыться», – ответил Жербер.

– «Смыться»! – повторила Франсуаза.

– Да, но мне надо представить его себе написанным! – сказал Жербер.

Оркестр приступил к пасадоблю. На эстраде рядом с аккордеонистом стояла большая кукла, увенчанная сомбреро, казавшаяся почти живой. Наступило молчание.

«Он опять решит, что докучает нам, – с сожалением подумала Франсуаза. – Пьер не приложил больших усилий, чтобы вернуть доверие Жербера; он так мало вкладывал себя даже в самую искреннюю дружбу!» Франсуаза попыталась стряхнуть с себя оцепенение; надо было хоть немного объяснить Жерберу, почему Ксавьер заняла такое место в их жизни.

– Пьер думает, что Ксавьер сможет стать актрисой, – сказала Франсуаза.

– Да, я знаю, похоже, он действительно ее ценит, – несколько натянуто сказал Жербер.

– Это странная личность, – продолжала Франсуаза. – Отношения с ней непростые.

– Пожалуй, она не слишком приветлива, – заметил Жербер. – Не знаешь, как с ней разговаривать.

– Она отрицает всякую вежливость, это смело, но довольно неудобно.

– На занятиях она никогда ни с кем не разговаривает; сидит в углу, закрыв лицо волосами.

– Есть одна вещь, которая больше всего выводит ее из себя, – продолжала Франсуаза. – Это то, что мы с Пьером всегда приветливы друг с другом.

Жербер удивился:

– Но ведь она прекрасно знает, как это все у вас?

– Да, но ей хотелось бы, чтобы люди оставались свободны в отношении своих чувств. Постоянство, ей кажется, достигается лишь путем компромиссов и обманов.

– Это смешно! Она должна была бы прекрасно видеть, что вы в этом не нуждаетесь, – заметил Жербер.

– Разумеется, – согласилась Франсуаза.

Она не без досады взглянула на Жербера: любовь – это все-таки не так просто, как он думает. Это сильнее времени, но существует все-таки во времени, и случаются время от времени тревоги, отречения, мелкие огорчения. Конечно, все это не в счет, поскольку отказываешься это учитывать, но порой, однако, требуется маленькое усилие.

– Дайте мне сигарету, – попросила она, – это создает иллюзию тепла.

Жербер с улыбкой протянул ей пачку; эта улыбка была прелестной и не более того, хотя можно было бы найти в ней волнующее расположение. Франсуаза догадывалась, сколько нежности обнаружила бы она в этих зеленых глазах, если бы любила их. Все эти драгоценные дары – она от них отказалась, даже не познав их, и никогда она их не узнает. Ни малейшего сожаления о них она не испытывала, хотя они этого вполне заслуживали.