Гостья - [27]

Раздались аплодисменты. Франсуаза встала, щеки ее слегка покраснели.

– Тедеско не дрогнул, все прошло, – в волнении сказала она. – Пойду к Пьеру, будь любезна, приходи в следующем антракте, в этом нас совсем затормошат.

Элизабет тоже поднялась.

– Мы можем пойти в коридоры, – сказала она Ксавьер. – Услышим впечатления людей, это интересно.

Ксавьер послушно последовала за ней. «Что же все-таки я смогу ей сказать?» – задавалась вопросом Элизабет. Ксавьер не вызывала у нее симпатии.

– Сигарету?

– Спасибо, – поблагодарила Ксавьер. Элизабет протянула ей огонь.

– Вам нравится пьеса?

– Да, нравится, – отвечала Ксавьер.

Как горячо защищал ее Пьер в тот день! Он всегда готов оказывать доверие чужим, но на этот раз вкус действительно ему изменил.

– Вы хотели бы играть в комедии? – спросила Элизабет.

Она искала главный вопрос, вопрос, который вырвал бы у Ксавьер ответ, на основании которого можно было бы окончательно вынести о ней суждение.

– Я никогда об этом не думала, – ответила Ксавьер.

С Франсуазой она наверняка говорила другим тоном и с другим лицом, но никогда друзья Франсуазы не представали перед Элизабет в своем истинном свете.

– Что вас интересует в жизни? – резко спросила Элизабет.

– Меня все интересует, – вежливо отвечала Ксавьер.

Элизабет задалась вопросом, говорила ли ей Франсуаза о ней. Что говорили о ней за ее спиной?

– У вас есть предпочтения?

– Не думаю, – сказала Ксавьер.

Она сосредоточенно курила сигарету. Она хорошо хранила свой секрет; все секреты Франсуазы хорошо хранились. На другом конце фойе Клод улыбался Сюзанне; его лицо выражало угодливую нежность.

«Та же улыбка, что со мной», – подумала Элизабет, и в сердце ее вспыхнула яростная ненависть. Без мягкости, она будет говорить с ним без мягкости. Она откинет голову на подушки и разразится язвительным смехом.

Прозвенел звонок; Элизабет бросила взгляд в зеркало и увидела свои рыжие волосы, свой горестный рот; было в ней что-то горестное и неистовое, решение ее принято, этот вечер станет решающим. Клод бывал то измучен Сюзанной, то исполнен дурацкой жалости, он не переставал отдаляться от нее. В зале стало темно; некий образ возник у Элизабет: револьвер, кинжал, флакон с черепом: убить. Клода? Сюзанну? Себя? Не имело значения. Мрачное желание убийства с необычайной силой наполнило ее сердце. Она вздохнула; возраст безумных убийств миновал, это было бы слишком просто. Нет. Что требовалось, так это держать его какое-то время на расстоянии, держать на расстоянии его губы, его дыхание, его руки. Она так сильно их желала, она задыхалась от желания. Там, на сцене, убивали Цезаря. «Пьер, шатаясь, бежал через Сенат, а меня, меня убивают по-настоящему», – в отчаянии думала она. Это было оскорбительно, вся эта бесполезная возня посреди их картонных декораций, в то время как она своей плотью, своей кровью исходила в агонии без возможного выздоровления.

Напрасно Элизабет долгое время прохаживалась по бульвару Монпарнас. Было только двадцать минут первого, когда она вошла в «Поль Нор». Никогда ей не научиться сознательно опаздывать; хотя она была уверена, что Клод придет не вовремя, Сюзанна нарочно задерживала его, расценивая каждую минуту как маленькую победу. Элизабет закурила сигарету; ей не так уж хотелось, чтобы Клод находился здесь, но мысль о его присутствии в другом месте была невыносима.

Она почувствовала укол в сердце. Каждый раз одно и то же: как только он появлялся, ее охватывала тревога. Он пришел, он держал счастье Элизабет в своих руках и спокойно приближался, не подозревая, что каждый из его жестов – это угроза.

– Я так рад тебя видеть, – сказал Клод. – Наконец-то у нас с тобой целый вечер. – Он довольно улыбнулся. – Что ты будешь пить? Аквавит? Я знаю эту штуковину. Мерзость. Дайте мне джин-физ.

– Ты рад, но отодвигаешь свои удовольствия, – заметила Элизабет. – Уже час.

– Без семи час, дорогая.

– Без семи час, если угодно, – согласилась она, слегка пожав плечами.

– Ты прекрасно знаешь, что это не моя вина, – сказал Клод.

– Естественно, – сказала Элизабет.

Клод нахмурился.

– Прошу тебя, моя девочка, не делай такого гадкого лица. Сюзанна рассталась со мной с мрачной физиономией; если и ты тоже начнешь дуться, это конец всему. Я так радовался в предвкушении твоей доброй улыбки.

– Я не все время улыбаюсь, – обидевшись, возразила Элизабет. Иногда Клод поражал своей опрометчивостью.

– Жаль, тебе это так идет, – сказал Клод. Закурив сигарету, он добродушно огляделся. – Здесь совсем неплохо, но место чуточку унылое, ты не находишь?

– Ты мне уже говорил это в прошлый раз. Если я наконец вижу тебя, мне совсем не хочется, чтобы вокруг нас была сутолока.

– Не будь злюкой, – сказал Клод. Он положил свою руку на руку Элизабет, но вид у него был рассерженный; она почти сразу отняла свою руку; начало получилось неудачным; решающее объяснение не должно было начинаться с мелочных придирок.

– В общем, это был успех, – сказал Клод. – Но меня ни на минуту не захватило. Я считаю, что Лабрус сам не знает, чего хочет, он колеблется между полной стилизацией и простым, чистым реализмом.

– Он хочет как раз такого оттенка транспозиции.