Гостья - [134]

Франсуаза улыбнулась ему. Пьер остался доволен своим днем, лицо его выглядело веселым и ласковым. Случались такие минуты, когда можно было подумать, что с прошлого лета ничего не изменилось.

– Тебе нечего опасаться, – ответила Франсуаза. – Пока еще слишком рано для настоящих гор. Мы отправимся в Севенны или в Канталь.

– Надеюсь, сегодня вы не станете весь вечер строить планы, – с опаской сказал Пьер.

– Не бойся, мы избавим тебя от этого, – ответила Франсуаза. Она снова немного робко улыбнулась. – Нам с тобой тоже вскоре предстоит строить планы.

– Верно, не пройдет и месяца, мы уедем, – сказал Пьер.

– И надо, наконец, решить куда, – добавила Франсуаза.

– Я думаю, в любом случае мы останемся во Франции, – сказал Пьер. – К середине августа следует ожидать напряженного периода, и даже если ничего не случится, неприятно будет очутиться на краю света.

– Мы говорили о Корде и Юге, – сказала Франсуаза и добавила со смехом: – Будут, естественно, и пейзажи, но мы увидим множество маленьких городов. Ты ведь любишь маленькие города?

Она с надеждой взглянула на Пьера; когда они останутся наедине, вдали от Парижа, возможно, он уже не утратит этого дружеского, спокойного вида. Как ей не терпелось увезти его с собой на долгие недели!

– Я с восторгом буду бродить с тобой по Альби, Корду, Тулузе, – сказал Пьер. – И ты увидишь, время от времени я честно буду совершать большой поход.

– А я без ворчания буду сидеть с тобой в кафе столько, сколько захочешь, – со смехом подхватила Франсуаза.

– Что ты собираешься делать с Ксавьер? – спросил Пьер.

– Семья Ксавьер очень хочет принять ее на каникулы, она поедет в Руан, ей не повредит поправить здоровье.

Франсуаза отвернулась; если Пьер помирится с Ксавьер, что станется с этими счастливыми планами? Он может снова воспылать к ней страстью и возродить трио; придется брать ее вместе с ними в путешествие. У Франсуазы перехватило дыхание: никогда она ничего так страстно не желала, как этого долгого уединения.

– Она больна? – холодно спросил Пьер.

– Скорее, она в плохом состоянии, – ответила Франсуаза.

Не следовало ничего говорить; следовало предоставить ненависти Пьера медленно угаснуть в равнодушии, он уже был на пути к выздоровлению. Еще месяц, и под небом Юга этот лихорадочный год станет лишь воспоминанием. Надо было только ничего не добавлять и переменить тему. Пьер уже готов был открыть рот, он собирался заговорить о чем-то другом, но Франсуаза его опередила.

– Ты представляешь, что она придумала? Стала нюхать эфир.

– Изобретательно, – сказал Пьер. – С какой целью?

– Она глубоко несчастна, – отвечала Франсуаза. – Это сильнее нее, Ксавьер всегда дрожала перед опасностью, но при этом опасность неодолимо притягивала ее, она никогда не умела вести себя осторожно.

– Бедняжка, – с нескрываемой насмешкой сказал Пьер. – Что же с ней такое стряслось?

Повлажневшими руками Франсуаза теребила носовой платок.

– Ты оставил пустоту в ее жизни, – произнесла она шутливым тоном, прозвучавшим фальшиво.

Лицо Пьера посуровело.

– Я огорчен этим, – сказал он. – Но что ты хочешь, чтобы я сделал?

Франсуаза крепче стиснула свой платок; рана была еще свежа! С первых же слов Пьер перешел к обороне, он говорил уже не дружески. Она собралась с духом.

– Ты решительно не предполагаешь когда-нибудь встретиться с ней?

Пьер холодно взглянул на нее.

– А-а! – протянул он. – Она поручила тебе прощупать меня?

Голос Франсуазы тоже в свою очередь посуровел.

– Это я ей предложила, – сказала она. – Когда поняла, как сильно она о тебе сожалеет.

– Понимаю, – сказал Пьер. – Она растопила твое сердце комедиями эфироманки.

Франсуаза покраснела. Она знала, что в трагизме Ксавьер присутствовало самолюбование и что сама она позволила управлять собой, но резкий тон Пьера заставил ее упорствовать.

– Говорить легко, – сказала она. – Тебе плевать на судьбу Ксавьер, ладно, но дело в том, что она смешана с грязью, и это из-за тебя!

– Из-за меня! – возмутился Пьер. – Прекрасно, ничего не скажешь! – Поднявшись, он, усмехаясь, встал перед Франсуазой. – Ты хочешь, чтобы я каждый вечер за руку отводил ее в постель Жербера? Это то, что ей надо, чтобы ее душонка была спокойна?

Франсуаза сделала над собой усилие: она ничего не добьется, если рассердится.

– Ты прекрасно знаешь, что, расставаясь, ты наговорил ей таких жестоких вещей, что даже менее гордая особа, чем она, не могла бы опомниться. Только ты один можешь это исправить.

– Извини меня, – сказал Пьер. – Я не мешаю тебе практиковать прощение оскорблений, но в себе я не нахожу призвания сестры милосердия.

Франсуаза почувствовала себя задетой за живое столь презрительным тоном.

– В конце концов, не такое уж преступление переспать с Жербером – она была свободна и ничего тебе не обещала. Тебе это было тяжело, но ты прекрасно знаешь, что ты получил бы свою долю, если бы захотел. – Она упала в кресло. – Я нахожу твою обиду на нее сексуальной и мелочной. Ты похож на человека, который сердится на женщину, которой не овладел. Мне кажется это недостойным тебя.

Она с тревогой ждала. Удар был нанесен. В глазах Пьера мелькнула ненависть.

– Я сержусь на нее за ее кокетство и предательство. Зачем она позволяла мне целовать ее? Зачем все эти нежные улыбки? Почему она уверяла, что любит меня?