Гостиница - [34]

* * *

— Поздравляю вас, госпожа Мэр, — донесся до Женщины смутно знакомый голос. — Мальчик!..

Она с трудом открыла глаза, все еще опасаясь, что нескончаемая боль, только что утихшая, вернется вновь. Но в теле и в душе царил покой.

Перед ней с младенцем на руках, улыбаясь, стояло гинекологическо-акушерское светило Города. Его усы торжествующе топорщились в стороны, пытаясь дотянуться до ушей. Он был явно доволен своей работой…

— Мальчик?.. — беззвучно прошептала обескровленными губами госпожа Мэр… Если б еще кто-нибудь объяснил ей, откуда он взялся… Бог с ней, с прессой, которая вовсю муссировала заключение медиков о ее «непорочном зачатии», где восторженно, где иронически, но она-то сама совершенно точно знала, что зачать от мужчины у нее не было возможности за неимением оного… Тайное искусственное осеменение?.. Но она не видела ни малейшей оказии для этого…

Разве что, однажды — как раз месяцев девять назад, ей приснился странный сон, будто она — река, начинающаяся с тихого озерца. И ОН — таинственно исчезнувший или погибший в автокатастрофе (хотя трупа его не обнаружили) предыдущий Мэр, ее шеф, — вдруг появился на берегу и бросился в озеро!.. О!.. Это было ее единственное сексуальное впечатление после его исчезновения, единственный взрыв страсти в ее жизни, который она себе позволила!.. И все это во сне…

Не могла же она, в самом деле, забеременеть от игры подсознания!.. От собственного сна!..

— Мальчик! — бодро подтвердил профессор и, хитро улыбнувшись, добавил: — Таки он лишил вас невинности…

Она улыбнулась. Странный ребенок. Говорят, что новорожденные орут, что есть силы, прочищая легкие, а этот так внимательно и осмысленно смотрит на нее, что ей вдруг захотелось свести распятые на родильном кресле ноги… Этот взгляд что-то ей напоминал…

* * *

ОН медленно осознавал себя и окружающий мир. Комната в белом… За окном — серо-голубое небо, нанизанное на громадный шпиль… В комнате — женщина на странном кресле… Ее лоно неестественно распахнуто и окровавлено, на лице — усталость, покой и немного — удивление… Знакомое лицо… Другая женщина копошится возле нее… ЕГО самого держит на руках страшный мужчина с хищно оттопыренными усами…

И вдруг ОН узнает женщину — это же ЕГО собственная секретарь-референт!.. Или нет!.. Это лицо ОН видел совсем недавно… Но где-то не здесь!..

И ЕМУ открывается назначение этого странного кресла!..

— Мальчик! Госпожа Мэр!.. Мальчик! — страшно и оглушительно рычит усатый мужчина.

В этот момент ОН понимает все!..

И, не в силах сдерживать эмоции, начинает пронзительно, не узнавая собственного голоса, орать от обиды и бессилия…

— Вот это голос!.. Отличный парень! — рычит усатый и подносит ЕГО к самому ЕЕ лицу. ОНА улыбается и целует ЕГО…

Нет, он не в силах этого вынести!.. ОН отворачивается и с ненавистью смотрит в окно, где неколебимо самоуверенно торчит Указующий Перст, ослепительно сверкающий в солнечных лучах…

«Еще один шанс? — вдруг понял ОН. — Пожалуй, это не так уж и плохо… Если не упустить его…»

ОН перестал орать, посмотрел прямо в глаза своей матери и улыбнулся…

— О, Боже, — простонала она, узнав этот взгляд и эту улыбку…

4. Поэт

Свой путь земной пройдя до середины,

Очнулся я в загадочном лесу…

Данте Алигьери. Божественная комедия

Но книга жизни подошла к странице,

Которая дороже всех святынь.

Сейчас должно написанное сбыться,

Пускай же сбудется оно. Аминь.

Б. Пастернак. Гефсиманский сад

Он мыслил музыкою слов

Он тишине внимал, как Богу.

И в завывании ветров

Он слышал Слово — слог за слогом:

Он слышал осень в шелестве,

В шуршепоте и желтегрусти,

И колко скошенной траве

Он дождевал культи, как чувства.

Он ненавидел и любил,

Пока не превращалось в Слово

Все, чем дышал он, чем он жил…

А после — смерть! Рожденье — снова!..

Он немотой болел, как люди

Болеют воспаленьем легких.

Он ею умирал, покуда

Из бездны не рождались строки.

Он знал, что тайна Бытия —

Не более, чем тайна Рифмы:

Неповторимо наше Я…

Жить — рифмовать неповторимых!..

Жить — это значит находить

Созвучья в хаосе желаний

И ритм… И музыку… И длить,

И длить гармонию звучанья.

В поэме жизни нет конца.

Конечны только строфы, главы,

Как наши хрупкие сердца,

Как наши страхи и забавы.

Он жил и, стало быть, творил

Вселенную из слов и звуков.

Он и Певцом, и Песней был,

Он был и Голосом, и Слухом…

А, впрочем, что там — был да был…

Он — есть! И, надо думать, вечно,

Покуда мир сей не избыл

Своих надежд на Чудо Встречи.

Он не был баловнем судьбы,

Любимцем публики и женщин,

Не ждал наград, не ладил быт

И не был лаврами увенчан.

Он верил в честность и в Порыв,

Работал сторожем в хозмаге.

А тропы к Истине торил

Он на оберточной бумаге

И, кстати, на любой другой.

Понятно — не в бумаге дело,

Когда душа идет нагой

В то пламя, где пылает тело…

Читатель понял: я о нем

Писать способен бесконечно…

Вздохнем… И к сути перейдем.

А суть поэмы этой — Встреча…

Часть первая. На распутьи

Встреча первая

Молча младенец в коляске взирает на синее небо,

Точно как старец глубокий бы в зеркало жизни воззрился,

Не узнавая Пути, что им пройден был, словно и не был,

Так же, как крона и корни взирают на выросший стебель,

Что им внезапно, как правда, в таинственном свете открылся.